Последний поцелуй на ночь - Влада Ольховская

– Я знал ее ровно столько, сколько мне было позволено, – парировал Тайлер. – Ты, конечно, понимала ее лучше… Думаешь удивить меня? Да я сразу увидел, что ты о чем-то недоговариваешь. Но ведь давить на тебя бесполезно, а что мне еще оставалось? Только совершать ошибки, над которыми ты можешь теперь посмеяться!

– Не драматизируй, – поморщилась девушка. – Не люблю этого. Я не недоговариваю. Я иногда не хочу говорить. И всегда с практической целью. Не ради насмешек.

– А какая тут у тебя могла быть пра… – начал было Матиас и запнулся. Догадка была быстрой и неожиданной. – Подожди-ка! Ты предполагала, что за нами могут следить, и решила проверить это, направив меня и Эрика по ложному следу!

Ева довольно кивнула:

– Поздравляю. Начинаешь понимать. Моя мать ненавидела Аворио. Сильнее, чем ты, – она посмотрела на Эрика. – Думаю, что намного сильнее. Она была слабее тебя и не умела бороться физически. Но что-то она делать пыталась. Если она оставила послание для тебя, оно важно. Она понимала, что очень важно. Она не могла надеяться на случай. Как ты думаешь, оставила бы она тебе тогда абстрактную подсказку?

– Нет, – покачал головой Эрик. – Она бы сделала все, чтобы я получил это послание…

– Она сделала. Но ты сначала не понял. Я тоже понимаю важность. Я знаю, что в этом городе были люди, которые за ней следили. Они могли остаться. Арестовали не всех. Раз ты не понимал правду, я решила пока не подсказывать тебе. Позволила идти в направлении, которое ты выбрал. Мои догадки подтвердились.

Возмущаться, что она рисковала их жизнями, было бы глупо. Они сами рисковали, когда полезли туда, осознанно и добровольно. Для Матиаса было бы унизительно упрекать семнадцатилетнюю девушку в том, что она его не защитила.

Эрик, очевидно, думал так же, потому что эту тему больше не развивал. Он спросил о другом:

– Ты ведь знаешь, что Лена на самом деле имела в виду?

– Знать я не могу, потому что она со мной не откровенничала. Не говорила напрямую. Но я не слепая. Я умею понимать, о чем она думала. То, что она дала тебе, абсолютно четкая подсказка.

– Прости, но я все еще не понимаю…

– Ну, что делать… Мне придется объяснить. Максимально просто. Хан, сюда.

Пес поднялся, позволяя ей защелкнуть карабин поводка на ошейнике. Со стороны они смотрелись даже забавно: казалось, что одного резкого движения собаки достаточно, чтобы миниатюрная хозяйка потащилась следом по дорожке. Но Матиас уже усвоил, что это резкое движение никогда не последует. Девушка уже успела стать для Хана всем миром, которому ни в коем случае нельзя вредить.

Матиас его в этом понимал.

Они прошли по улице в сторону от той, где располагался их отель. Ева шла впереди, а они следовали за ней. Девушка, казалось, просто наслаждалась прогулкой, дышала свежим воздухом и никуда не спешила. Матиас же чувствовал напряжение, электричеством проходящее по мышцам. Вот и вся его свобода! Его опять втянули в чужую игру, а он потакает этому, вместо того чтобы вырваться и уйти навсегда!

Они миновали фонтан, прогулочные зоны и оказались в дальней части городка. Сюда обычно приезжие не заходят, это самая обычная жилая зона, где посторонних нет. Но Матиас очень быстро догадался, зачем Ева привела их сюда.

Фарфоровый домик, оставленный Еленой Азаровой, он видел всего пару раз, когда Эрик задумчиво крутил его в руках. Но прототип сувенира узнал мгновенно. Настоящий коттедж был таким же уютным, ярким и сказочным. От статуэтки его отличало только наличие антенны на крыше…

– Фигурка была сувенирной, – пояснила Ева. – Мастер продавал разные дома. Она выбрала этот.

– Здесь кто-то живет, – отметил Эрик. – Прошло столько лет… Что бы она ни оставила внутри, это могли вынести. Или найти уже неоднократно!

– Да. Но она не любила рисковать. Она оставляла точные подсказки. Думай!

Матиас не знал, почему ему было проще понимать Еву, угадывать, о чем она говорит. Получалось, и все, уже второй раз подряд он почувствовал, что ее загадки на самом деле предельно просты.

– Цифры! Она ведь оставила цифры на внутренней стороне крыши статуэтки!

– Точно, – подтвердил Эрик. – Если это имеет смысл, то все сходится. Она указала нам здание, в котором будет послание, и место, где оно скрыто…

– Начали соображать, – улыбнулась Ева. – Теперь думайте, как достать его оттуда.

* * *

Обычно его забавляло наблюдение за детьми, но только не сегодня. Каждый раз, когда внучка исчезала из пределов видимости, его это раздражало. Он буквально вывешивался из окна, чтобы осмотреться по сторонам и убедиться, что она все еще на площадке с другими детьми.

– Сколько можно! – бурчала жена. – Что это у тебя за приступы? То спокойный, нормальный, а теперь вот понесло! Да еще и курить начал, как в старые времена! Разве ты не обещал мне, что бросишь?

Юрген обещал. И бросил. Когда вышел на пенсию и прекратил активное сотрудничество с Организацией, тогда и бросил. Жизнь разом стала спокойнее, он хотел прожить как можно дольше, чтобы внучке не пришлось слишком рано переживать горечь утраты.

Но теперь рука сама потянулась к сигаретам. Он не стал раздумывать и отказывать себе в чем-то, не до того было.

– Отстань, женщина, – он отмахнулся от жены как от назойливой мухи. – Не до тебя сейчас!

– А до кого?

О, этого ей лучше не знать!

Он уже видел людей, которых Организация прислала в город. Трое, все молодые и не слишком опытные. Раньше таких на подобную работу не отправляли. Видно, правду говорят: совсем дела плохи стали.

Их присутствие в городе означало, что к нему больше вопросов нет. Но Юрген не мог успокоиться: что-то уже началось, и пока оно не закончится, он в безопасности не будет. Однако посвящать в это семью… нет уж, увольте! Он и раньше не болтал и сейчас не собирался.

– Но до кого!

– Не хочешь – не говори, старый упрямец, – проворчала жена. – Я на рынок, потом к Хильде зайду. А ты пока присматривай за нашей принцессой!

– Я присматриваю.

– Тебе потом надо будет прилечь отдохнуть, когда я вернусь. А то ты совсем нервный стал.

– Разберусь…

Она ушла, продолжая бубнить что-то себе под нос. Юрген не обратил особого внимания на нее, он опасался надолго отходить от окна. Выглядывал часто – раз в десять минут максимум. Но на детской площадке не происходило ничего особенного. Там, как и раньше, хватало малышни, порой мелькали в толпе светлые и воздушные, как пух одуванчика, кудряшки его внучки. Он улыбался ей, если она ловила его взгляд, а сердце в такие моменты замирало от страха за ребенка.

Иногда ему казалось, что рядом с ней останавливаются незнакомые люди. Вроде одна светлая девушка даже задержалась, хотя Юрген вообще не был уверен, что это кто-то из детей постарше – слишком уж мелкая. Он поднялся на второй этаж, выглянул с балкона и убедился, что внучка играет только со сверстниками.