Удар отложенной смерти - Инна Тронина

Евгений тут же свалил свой маленький тулупчик с торчащими из рукавов варежками на резинках, дублёную вышитую ушанку. Лена гладила худыми, длинными пальцами его светлые волосёнки, раздувала их дыханием. Ерошила ворс на ею же связанном к зиме лиловом костюмчике, любовно отряхивала капли от растаявшего снега с валенок. И Озирский вдруг, не узнавая себя, оцепенел, не в силах сделать и шага. Ему показалось, что Елена прощается с сыном…

– Мария Георгиевна! – Елена вытирала платком лицо и тяжело дышала. Она, видимо, устала держать на руках почти пятилетнего парня. – Я вас очень прошу ещё несколько дней с Женечкой побыть. Врачи обещали выписать, а теперь снова задерживают. Я уж так просила – ничего не слушают! Вы только за Женечкой хорошо смотрите, от себя не отпускайте. Мали что мафии приспичит? Я ещё «Спрута» насмотрелась – там у комиссара дочку украли. А что нашим-то помешает? Вы же знаете, чем Андрей занимается. А я вся в расстройствах! На четвёртом месяце была, когда Женьку бабушка его приятеля на пирожки позвала. Бабчины с нами в одном подъезде живут, только на третьем этаже. Он и пошёл, а мне ничего не сказал. Гулял-гулял – и пропал! Я чуть не выкинула, серьёзно… И Андрей!.. Он же собирался позавчера вечером быть, а не приехал. Вдруг его уже в живых нет?..

Елена горько заплакала. Тут захныкал и всегда склонный к слезам Женька.

Мария легонько встряхнула невестку за узкое плечо:

– Перестаньте сейчас же! Лена, не рыдайте при мальчишке! И так из него нюню вырастили. Что, собственно, случилось? Я не понимаю! Допустим, Анджей задержался на службе, два дня не мог приехать. Так он на то и офицер, а какой-то паршивый клерк, которые штаны с девяти до шести протирает. Вы своими слезами вредите и одному ребёнку, и другому. Как можно быть такой эгоисткой? Мне плод ваш жалко. Ведь все ваши эмоции на нём отражаются. Думаете, что мне, когда была беременная, не хотелось плакать? У меня не было для этого поводов и причин? Я страдала, но больше из-за того, что мой муж задерживался не на службе, а в ресторанах и в гостях у приятелей-бездельников. Или удирал жить к папе с мамой. А у меня самой мамы уже давно не было. Я с шестнадцати лет одна жила, вела всё хозяйство – и училась в школе. Вышла замуж, думала – будет нормальная семья. Вроде бы тогда всё в порядке было. И свёкор со свекровью – милые, интеллигентные люди. Дом – полная чаша, живи да радуйся. Так нет, развратили они своего сына! Считали, то он вообще ничего никому не должен. Они, мол, свили гнездо, и он до пенсии должен там сидеть, рот открывать. Оказывается, они надеялись, что я стану его нянькой! Сиротка, хоть и дочь генерала, должна весь воз на себе везти. А я не пожелала – и мы быстро расстались. Мой благоверный чего только не устраивал! Приезжал ночью пьяный, блевал на ковры. С температурой тридцать семь и два ложился в постель, стонал и боялся умереть. Да мне стыдно сыну про такого отца даже слово сказать! Я всё сделала для того, чтобы они не общались никогда. Но теперь эта зараза к Анджею уже не пристанет. Хоть бы старик был, а то – двадцать три года! И амбиций в то же время – как у лакея на запятках императорской кареты. Так что я с вами не согласна, Леночка. Ваш муж ведёт себя так, что за него не будет стыдно – ни вам, ни детям. Я уж постаралась, чтобы Анджей вырос мужчиной. Когда придёт, не смейте укорять его за служебное рвение, за пренебрежение опасностями. Что угодно прощу вам, но только не это! Анджей не вырос «золотым мальчиком», как его папаша, и хорошо!

– Ну как же… Я не могу так, Мария Георгиевна! – Лена судорожно усмехнулась, потом всё-таки всхлипнула, облизала губы. – Обидно выходить его после жуткой травмы, стать его женой, матерью его детей. А потом в одну секунду потерять! Мария Георгиевна, вы же рожали его, растили. Не может быть, что у вас совсем нет материнского инстинкта. Неужели вам не хочется. Чтобы сын жил лучше, богаче, дольше? В тепле и уюте, по возможности, без потрясений…

– Это как? Чтобы на него мухи не садились, и комары его не кусали? – Мария коротко и едко рассмеялась. – Я же вам только что говорила о таком мальчишке – его отце! Да, не хочу. На такую мразь, как вы обрисовали, ни мне, ни вам, ни детям надеяться будет нельзя. Евгений, прекрати хныкать! Ну, весь в дедушку пошёл, хоть и не встречался с ним никогда. Сорную траву трудно сразу с корнем вырвать. Надо долгие годы трудиться над этим. Без потрясений жизни не бывает. И человек должен быть к ним готов.

Женька, уткнувшись в материнское плечо, одним глазом смотрел на бабушку. Лена крепко прижала его к себе.

– У меня точно псих родится. – Она осторожно ссадила Женьку на диван, прижала круглый живот ладонью. – Вся беременность в слезах, на нервах. То и дело выясняем отношения. Андрею на меня-то наплевать, но вас он обожает. Да, вы сильная, мудрая женщина! Но всё же женщина, и потому должны меня понять. Не для того я в таких муках дала жизнь Женечке, а потом дам этой девахе, чтобы их убили. Не для того! Что хотите, говорите…

– Деваха? Значит, проверились? Поздравляю! – Мария светло улыбнулась. – Когда рожать будете, определили?

– Около двадцать пятого марта. Да, будет девочка. Развитие, вроде, пока нормальное.

– Как собираетесь назвать?

– Андрей хочет Ольгой. У него знакомая погибла – инспектор по делам несовершеннолетних. Лёлю Лисицыну подопечный ножом пырнул. Они с Андреем дружили очень. По мне лучше Ксюшей, но это уж как он решит.

Озирский заслушался и не заметил, как минуло уже полчаса. Спохватившись, он вышел из укрытия.

– Привет честной компании! – Озирский сел рядом с сыном, поднял к себе на колени и пальцами вытер ему нос. – Да хватит тебе реветь, мазурик! Доброе утро, мама. – Они коснулись друг друга щеками. – Что, Алёна, пять слёзы? Извини, что позавчера не смог выбраться. Зато сегодня, видишь, прямо с утра! Как чувствуешь-то себя?

– Да ничего, терпимо. Нет, правда, совсем неплохо! Вот прошусь, чтобы выписали. Меня хотели ещё недельку подержать, но Женечка…

– Да ничего с твоим Женечкой не случится! – Андрей щёлкнул сына по носу. – Лечись сама, сколько надо. Лишний раз его не вылижешь – здоровее будет.

– Ой, Андрюшка! – крикнула Лена, бледнея ещё больше и хватая мужа за руки. Озирский забылся и допустил, чтобы жена увидела кровавые корки на пальцах рук. Потом Лена добралась и до синяков – на шее, на плече. – Ну вот, я же говорила! Господи… – Елена стала целовать руки мужа, закапывая их слезами. – Я чувствовала… Позавчера вечером, да? У меня поднялось давление, потемнело в глазах. Хорошо, что в это время сидела на кровати… Андрей, не рискуй, умоляю! У тебя ребёнок. Ну, как ты можешь?..

– Папа, кто тебя? – испуганно спросил Женька, дотрагиваясь пальчиком до синяка.

Андрей поймал взгляд матери – Мария смотрела на невестку с брезгливостью. И вспомнил, что не так давно мать в очередной раз посетовала на то, что обе его жены оказались русскими. Она с невестками не сходится менталитетом, и вообще их не понимает.

Одна прыгнула в штаны, а в горе бросила, сбежала. Другая, хоть и выходила, но на себе женила по залёту. Теперь требует, чтобы взрослый уже человек ломал свой характер. Лене хочется видеть Анджея привязанным к своей юбке, а ведь именно это Мария ненавидела в бывшем муже Германе.