Последний секрет - Бернард Вербер

Видимо, они не хотят, чтобы другие больные увидели, как меня вносят, думает Лукреция.

Она догадывается, что санитары взбираются по ступеням, затем шагают по коридорам. Наконец с нее снимают покрывало. Какой-то мужчина ощупывает ее и кроме мобильного телефона находит блокнот с записями в специальном кармане, который она подшила к белью. Он пролистывает все страницы. Потом просматривает телефонные номера, имеющиеся в памяти ее мобильника, и переписывает их в тетрадь. В завершение он кладет обе вещи в выдвижной ящик, который закрывает на ключ. После этого знаком приказывает увести Лукрецию. Ее вталкивают в комнату. Развязывают руки. Дверь снова закрывается.

Комната пуста, в ней только вмурованная в стену железная кровать с ручками, чтобы пропускать через них ремни, а в центре – унитаз с педалью. Стены покрыты обивочной тканью кремового цвета. Спереди стекло, сзади камера и экран компьютера.

Лукреция стаскивает смирительную рубашку и растирает руки. В пурпурном вечернем платье со стразами, в чулках в сеточку и туфлях на высоких каблуках, она совершенно не вписывается в обстановку. Сев на крышку унитаза, она снимает туфли, чтобы чувствовать себя свободнее, и массирует ноги.

Внезапно загорается экран компьютера – на нем появляется фраза:

«Зачем вы расследуете дело о Феншэ?»

Под объективом камеры зажигается контрольная красная точка в доказательство того, что она включена.

– С кем я говорю?

«Здесь я задаю вопросы. Отвечайте».

– А если нет, то что?

«Нам нужно знать, зачем вы расследуете дело Феншэ. Что вам сказал по телефону Жиордано?»

– Он подтвердил, что Феншэ умер от любви, но вы послали Умберто, чтобы убить его, а затем похитили меня, и это заставляет думать об обратном. Спасибо за информацию. Теперь я не сомневаюсь, речь идет об убийстве.

Лукреция бьет по стеклу кулаком, но оно очень плотное.

– Вы не имеете права держать меня здесь против моей воли! Исидор, должно быть, меня разыскивает. Как бы там ни было, я послала в свой журнал конверт с началом моего расследования, и они его опубликуют, если не дождутся от меня новостей. Вы скорее заинтересованы в том, чтобы меня освободить.

Экран компьютера мерцает.

«Кому еще вы говорили?»

– Это вы убили Феншэ?

«Не вы задаете вопросы».

Они не могут ничего мне сделать.

Я встревожила их. Таким образом, преимущества на моей стороне. Не поддаваться.

Она с силой бьет ногой в стекло. Никакого результата, кроме детонирующего шума, который не уменьшает ее решимость.

«Успокойтесь. Пока вы не станете поразговорчивей, вы не покинете этой кабины. Вы не слышали о сенсорной изоляции? Это самое худшее, чему можно подвергнуть мозг. Лишить его пищи: ничего не видеть, ничего не обонять, ничего не слышать, ничего не читать – это значит морить мозг голодом. Мы постоянно получаем информацию с помощью наших чувств. Малейший стимул радует наш мозг, так как он дает ему зерна для молотьбы. В нашей обычной жизни мы подпитываем мозг тысячами стимулов. Мы баловни в том, что касается чувственной стимуляции, хотя даже не сознаем этого. Но если этот праздник чувств прекращается, мы теряемся. Надеюсь, нам не придется применять этот способ лечения слишком долго и вы согласитесь сотрудничать. Увидите, неподвижность – весьма дестабилизирующая вещь в мире, где действие является правилом».

Снова удар в стекло. Лукреция принимается лихорадочно колотить, как дровосек, который повторяет одно и то же движение в надежде, что дерево поддастся.

– Вы не имеете права!

«Это правда. И если бы вы знали, как я сожалею о том, что обязан это делать».

Она останавливается и приближает лицо к стеклу.

– Послушайте, вы, скрывающийся за этим экраном. Я чувствую, вы в замешательстве. Я вас стесняю. Неужели вам неудобно из-за того, что вы обязаны причинять мне страдания? Можно сказать, в вас сидит несколько личностей.

Не поддаваться. Сохранять инициативу.

Хотя до сих пор ответы выдавались почти автоматически, сразу после ее слов, на этот ответ понадобилось времени побольше.

– С кем я говорю? – нервничает Лукреция.

Она опять отступает и бьет кулаками по стеклу.

– Кто там за стеклом? КТО?

Тогда на экране появляется надпись:

«Если когда-нибудь кто-то спросит об этом, скажите, что мое имя... Никто».

Верхний свет в комнате гаснет.

Жан-Луи Мартен начал просматривать компьютерные программы игры в шахматы и вскоре понял, что они превзошли человека благодаря способности к расчету.

Потом он проанализировал матч, состоявшийся весной 1997 года, когда Гарри Каспаров проиграл компьютеру три партии из пяти в нью-йоркском зале «Миллениум».

В тот день мы проиграли важнейшую битву. Выдающийся шахматист не смог сравняться с машиной.

После этого больной LIS принялся изучать алгоритмы новейших шахматных программ. А еще – опыты в той дисциплине, которая называется искусственным сознанием.

В этот момент Жан-Луи Мартен захотел, чтобы его разум был заключен не в обездвиженное тело из плоти, а в корпус из нерушимой стали.

«Никто»? Смешное имя, думает Лукреция.

А вдруг это был не человек?

Конечно, она смотрела фильм Стэнли Кубрика «Космическая Одиссея 2001 года», где компьютер Хал бунтовал против людей.

И это мог быть... DEEP DLUE IV.

Невероятно. Машина должна была бы иметь волю, намерение, сознание своего «я».

Тот же Самюэль Феншэ это ясно выразил во время матча: «У машин нет души, они не хотят ни дополнительного электричества, ни лишних программ. В этом их сила и слабость».

Во всяком случае гипотеза насчет DEEP DLUE IV представляет, по крайней мере, действительный мотив: месть. Если у кого и были причины поквитаться с Феншэ, так у этой груды железа...

Убийца DEEP DLUE IV?

Но как он смог определить свою жертву? Ведь компьютер ничего не видит...

Хотя...

Компьютер, подключенный к Интернету, мог бы воспользоваться неисчислимыми возможностями информационных сетей. Достаточно простой камеры видеонаблюдения, и можно следить за индивидом, преследовать его, заметить, когда тот уязвим.

Лукреция думает, что засунула нос в куда более серьезное дело, чем ей казалось поначалу.

Мировое противостояние. Люди против машин.

Остается узнать, как подключенный к Сети компьютер, наметив жертву, может убить на расстоянии, во время акта любви?