Богиня - Маргарет Пембертон
Шрифт:
Интервал:
Кровь вскипела в жилах Видала. Он знал, что если дотронется до жены, то непременно убьет ее. И потому выбежал из отеля и всю ночь бродил по городу. На рассвете он, замерзший и измученный, обнаружил, что стоит на пристани реки Гудзон. На угольно-черной поверхности плавали радужные пятна бензина и мусор, и Видал долго смотрел вниз, Испытывая огромное искушение броситься в холодные глубины и разом покончить со всем. Но вместо этого он поехал к родным Карианы.
Дансарты приняли его с ледяной вежливостью. Когда же Видал попытался рассказать о провалах памяти, случавшихся у жены все чаще, атмосфера стала по-настоящему враждебной. Дансарты наотрез отказались позволить ему поговорить с семейным врачом и без обиняков дали понять, что будет лучше, если Кариана вернется домой. Они позаботятся, чтобы она не опозорила честь семьи, и единственный способ сделать это – отправить ее в лечебницу.
Вне себя от ярости и отвращения, Видал вернулся домой и продолжал в одиночку оберегать и укрывать жену. Это оказалось не такой неблагодарной задачей. Большую часть времени Кариана была очаровательно застенчивой и милой. И Видал был ей даже признателен за это, поскольку ее нелюбовь к шумному обществу означала, что можно избежать многих несчастий. Разительные перемены в ее настроении обычно случались дома, и Видал оставался единственным свидетелем приступов буйства.
Он начал ощущать себя скорее врачом, чем режиссером: постоянно наблюдал за ней, пытаясь понять, что спровоцирует очередной срыв. Несколько недель он питал надежду, что всему виной алкоголь. Кариана вообще пила очень мало, не разделяла его пристрастия к водке и чаще всего ограничивалась сухим вином за обедом. Чтобы доставить удовольствие мужу, она все это время пила лишь минеральную воду. И как только Видалу показалось, что он нашел панацею, Кариана на целую неделю соскользнула в пропасть депрессии. Это закончилось дикой истерикой с воплями и гнусными оскорблениями.
Окончательно отчаявшись, Видал попытался прибегнуть к помощи профессионала. На званом обеде в Нью-Йорке он познакомился с доктором Альбертом Гроссманом, известным психиатром, имевшим собственную клинику в Берне, и попросил разрешения поговорить с ним с глазу на глаз. Они встретились на следующий день, и Видал откровенно рассказал о поведении Карианы во время приступов, испытав при этом невероятное облегчение. Правда, вскоре он осознал, какое бремя легло на его плечи.
Доктор Гроссман внимательно выслушал Ракоши и принял приглашение на обед. Несколько раз после этого он видел Кариану в обществе и пришел к выводу, что у нее врожденная шизофрения.
Видал не отрывал взгляда от пролетающих за окном машины холмов. Когда доктор Гроссман впервые дал определение душевному состоянию Карианы, в Ракоши затеплилась надежда. Ей необходимо лечение. А вместе с лечением придет исцеление.
Однако все было напрасно. Кариана не желала признавать, что больна, и отказывалась от консультаций с доктором Гроссманом. В следующем году провалы в памяти участились, Кариана становилась все более неуверенной и все сильнее боялась безымянного мрака, в котором ей приходилось жить. Наконец она неохотно согласилась уехать в Швейцарию, в клинику доктора Гроссмана.
Кариана пробыла там месяц, и в один из спокойных периодов, неизменно сменявших депрессию и истерию, выписалась. По пути в Саутгемптон, где она должна была сесть на пароход «Мавритания», чтобы вернуться домой, она остановилась в Лондоне и на пять дней исчезла из отеля, не взяв с собой ни денег, ни одежды. Встревоженный управляющий уведомил полицию и телеграфировал Видалу. Тот немедленно ринулся в Лондон и был встречен новостями о том, что его жену обнаружили, когда та бродила по набережной Темзы в вечернем платье и босая. Температура в эти дни была ниже нулевой.
Англичане вели себя безупречно. Пресса сообщила только, что миссис Ракоши заболела во время визита в Лондон и в результате перенесла амнезию. Газеты напечатали фото смеющейся счастливой пары, поднимавшейся по сходням «Мавритании». Несчастье едва удалось предотвратить. Швейцария была слишком далеко, чтобы позволить Кариане одной отправиться в такое путешествие. Пришлось обратиться к американским докторам.
Видал консультировался со всеми известными психиатрами западного и восточного побережья. Прогнозы были неутешительными. Кариана доверяла лишь доктору Гроссману и никому не позволяла ей помочь. Наконец Видал объявил Теодору Гамбетте, что ему придется покинуть студию на полгода. Гамбетта рвал и метал, но Видал не сдавался. Фильм, над которым он работал, был передан другому режиссеру. Начало съемок следующего временно отложили. По Голливуду поползли слухи о том, что Ракоши возвращается в Венгрию. Видал ничего не желал опровергать. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что ему пришлось сопровождать жену в Швейцарию.
Пребывание в клинике, казалось, благотворно подействовало на Кариану. После их возвращения она выглядела отдохнувшей, куда менее раздраженной и капризной. Когда она попросила взять ее на премьеру фильма в кинотеатре Кана «Персиан Пикчер Пелис», Видал, поколебавшись, согласился.
Но в ту минуту, когда они выходили из автомобиля, он понял, что сделал непоправимую ошибку. Лос-анджелесская полиция едва удерживала толпы орущих, воющих фанатов. Репортер сунул ему в лицо микрофон, требуя комментариев по поводу предстоящего показа.
Всеобщая истерия сначала смутила Кариану, а потом наполнила детским возбуждением. К тому времени, когда они добрались до устланного красным ковром фойе, глаза ее сияли, щеки пылали. Теодор, благодарный за то, что Видал наконец привел свою жену на премьеру фильма «Уорлду-айд», рассыпался перед ней в комплиментах.
Луэлла Парсонс заметила их, и, не желая подвергать Кариану пристрастному допросу, Видал оставил ее с Теодором, а сам пробрался сквозь толпу, чтобы поговорить с журналисткой. Когда он вернулся, Кариана и Теодор исчезли.
Смятение и ужас охватили Видала. Никто не знал, где находится сейчас глава студии. Во время демонстрации фильма почетное, место оказалось пустым, терзаясь тревогой, Видал бросился прочь из кинотеатра и поехал в дом Гамбетты. Мистер Гамбетта еще не возвращался. Ракоши на головокружительной скорости объехал Беверли-Хиллз в поисках бросающегося в глаза «пирс-эрроу» Гамбетты. Машины нигде не было видно. Наконец он добрался до Вилладьг и заметался по комнатам, накачиваясь водкой, в страхе ожидая звонка.
Но так и не дождался. В три часа утра под окнами раздался скрежет шин. Видал подбежал к двери, распахнул ее настежь. В комнату ввалился Гамбетта с расцарапанным лицом. Кровь капала на безупречно белую вечернюю сорочку, галстук-бабочка был оторван, а воротничок сбился, несколько пуговиц сорочки отсутствовали.
– Простите, – невнятно пробормотал он, едва не падая на Видала. – Я не знал… не представлял…
– Что случилось? Где Кариана? – хриплым от ужаса голосом спросил Видал.
– Не знаю. Мне очень жаль, Ракоши, я…
– Где она?! – прогремел Видал, поднимая Гамбетту с пола за лацканы смокинга и начиная с силой трясти.
– Не знаю, – беспомощно повторил Гамбетта. – Я всю ночь ее искал! Кариана почувствовала себя плохо. Я отвел ее подальше от давки. Она сказала, что толпа пугает ее. Потом захотела немного прокатиться.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!