Оракул выбирает королеву - Оливия Штерн

Зал перед глазами померк, он уже не чувствовал ни своего тела, ни рук, ни ног, словно подвешен в пустоте. А потом его с размаху швырнуло в тело, только уже не его. Он стал Вечной королевой. И первый раз открыл глаза в собственной спальне. Считывание отпечатка начиналось с верхних слоев памяти, с того, что случилось последним.

…Все болит. Ноги, спина. Перед глазами словно прозрачной кисеей все завесили. Скорей бы уже, невыносимо быть немощной, подслеповатой старухой. Все надоело, а в особенности Арман с его глупыми попытками найти и освободить сестру. Было бы что освобождать. Но он этого не знает и потому послушен. Надо было его сразу же убить, она сама не знает, что на нее нашло. Молодая была. Поиграть захотелось, посмотреть, получится ли не превратиться в одну из тех куриц, которые квохчут над своими детишками. Что ж, получилось. Курицей она не стала. К тем двоим ничего и не почувствовала, врут все, мол, мать детей не бросит. Не нужны они ей были с самого начала, по глупости проморгала, когда можно было избавиться. Да и кто откажется от вечной жизни? Хорошо, что Арман так и не узнал. Если б знал, наверняка бы уже подготовил переворот, и тогда снова встал бы вопрос: он или она. Вечно может править только один.

Спина болит. Суставы на руках болят. Можно поругать Адалину, мол, неаккуратно сорочку надеваешь, за руку дернула. Но в целом, конечно, отвратительно. Старое тело раздражает. Седые лохмы раздражают. Скорей бы уже…

Перина мягкая, даже слишком. И все равно суставы ломит, сердце бьется как будто неохотно. Каждый раз вот так, старость в мучение, и невольно начинаешь ждать – да когда уже? Когда на миг погрузишься в небытие, чтобы вынырнуть в прекрасном молодом теле?

Что-то скрипнуло в углу, как будто дверь открыли. Интересно, кто? Потайным ходом давно уже никто не пользовался, уж и забыла почти, что он там. Легкий сквозняк подхватил огоньки свечей, тени заметались по спальне. Надо бы глянуть, вдруг дверца приоткрылась, надо ее закрыть, она так удачно встроена, что совершенно не видна.

Ну вот. Снова вставать, кряхтя, распрямлять больную спину…

Куколка! Черт, а ей-то что надо? Тоже не терпится? Интересно, как узнала про дверцу?

– Что тебе?

И мыслей ее не видно, пока не видно. Все более странно.

Интересное у нее личико, красивое, волевое. Хоть бы Оракул ее выбрал, хорошая будет королева. Куколка подходит близко-близко, так что даже подслеповатые глаза хорошо ее видят. Красивая, молодая. Хоть сейчас бы в ее тело влезла, да без Оракула никак. Почему-то в мужской одежде и перчатках.

– Сдохни, тварь!

Нож? Откуда?!

О-ох, больно-то как. Как же больно. Темнеет перед глазами слишком быстро.

– Вечных снов, – откуда-то издалека звучит голос молодой твари.

Ну и дура. Оракул свое дело знает.

…Все кружится, мелькает. Приемы, придворные, день за днем – вглубь, назад. Прикованный к стене Арман. Ну надо же, опасалась, что будет его жалко – и ни капельки. Совершенно чужой взрослый мужик, который просто полез туда, куда ему не следовало. Посмел попробовать копаться у нее в голове. То, что Арман получился оборотнем, оказывается, не так уж и удобно. Теперь надо думать: а что ему там в голову взбредет, какой модификатор примет? Надо поговорить с Брантом, чтобы доносил старательно, какими модификаторами пользуется льесс Линто.

И гаденыш до отвращения похож на своего отца! Так и казнила бы, как и того. Собственно, он заслужил уже хотя бы тем, что сделал детей Вечной королеве, всячески убеждая, что «ничего не будет, я же позаботился об этом». Так, сволочь, убеждал, что она пропустила срок, когда можно было безвредно от этого всего избавиться. Хорошо, что все причастные будут молчать. Те, кто видел, что у нее пузо поперек себя шире. Она бы и Меркла тихо удавила, но Меркл необходим, ему пока замены нет. Поэтому Меркл просто молчит под заклинанием молчания и будет молчать до последнего вздоха.

А все потому, что не нужно Вечной королеве детей. Дети – они потом и корону из рук выдерут, и вечность отберут. А ей и так хорошо. Редко кому выпадает такая удача…

Ну-с, Арман, ты уяснил себе, что можно, а чего нельзя делать? Наверное, уяснил. Лишь бы с ума не сошел, ночка тяжелая выдалась. Наверное, даже переусердствовали со спиной-то. После лекаря шрамы такие останутся, что и спать одетым будет. Ну и поделом, лучше запомнит.

…Быстрее и быстрее. Опять балы, опять подписание документов. Казнить парочку заговорщиков, которых приволок Арман. Он полезен, ничего не скажешь. И предан – ха-ха, стоило только сказать, что Витта пострадает, как переломил себя и побежал выполнять приказ. А как смотрел! Мол, у тех двоих малые дети остались. Значит, и дети передохнут вслед за родителями, так даже лучше, никому не придет в голову мстить потом.

…Еще быстрее. На кровати лежит Витта, рядом бессменная сиделка. Надо будет ее наградить, и так вся жизнь у женщины – выносить горшки за лежачей.

– Витта, посмотри на меня.

Не смотрит. Вернее, глядит куда-то в пространство, во взгляде страшная пустота. Наверное, она ничего и не понимает. Досадно. Уже и в куколки не годится. Разве что Армана на поводке коротком держать. Выйти во двор, осмотреться. За забором – красивые сосны, пушистые, с яркими карминными стволами. Хорошо, что никто в Каствилле не придает значения этому домику. Да и далеко он от дворца, никто бы и не подумал. Черт, все приходится делать самой, никому нельзя верить. Только и остается, что хорошо платить сиделке. А та деньги своим детям отдает, и они еду привозят. Для всех здесь лежит незаконная дочка аристократки.

Воспоминания наслаиваются друг на друга, толкаются, торопясь, льются водопадом. И как же сложно выхватить то, важное…

– Витта!

Интересно, какого черта ее понесло на шкаф? Нет, дети просто невыносимы. От горшка два вершка, а сама – на шкаф. Ну что, бежать, снимать ее оттуда? Э нет, королевы не бегают. Или бегают? Все-таки будущая куколка, красивой будет. И какая месть Валентину… Он-то небось своим детям такой судьбы не хотел, гад.

– Витта!

Девчонка оборачивается. Высоко ведь залезла для двухлетней-то. Пугается. Слезай уже, дурочка!

Внезапно детская ручка соскальзывает… и все вдруг замирает. Витта падает – так медленно, так беспомощно, словно цветок, выброшенный в озеро. И слышится такой странный, неуместный чавкающий звук, когда ее голова встречается с каменным полом.

– Витта! Вот же дрянь!

Губы посинели. Кажется, не дышит…

Когда-то Арману довелось искупаться в настоящем море, на землях, что расположены на одном ярусе с королевскими. Осколок земель был порядочный, и внезапно там получилось настоящее море, небольшое, но именно такое, какими моря были до раскола. Море питали реки, а когда воды становилось слишком много, она перехлестывала через край и стекала в Тень, чтобы потом опять подняться вверх вместе с облаками и пролиться дождем. День был теплый, безветренный, но по морю все равно ходили мелкие волны с аккуратными пенными барашками. Арман лег на воду и лежал, а волны мягко и ласково покачивали его на теплых ладонях. Он смотрел в безоблачное небо. Один из немногих моментов, когда ему было хорошо и спокойно.