Откуда это в тебе взялось. Найти истоки своих ран, чтобы исцелиться - Виенна Фараон

что Мияко не получала иной помощи и поддержки, в которых нуждалась, чтобы пережить это трудное время. Такая ситуация была ему слишком хорошо знакома.

Когда обстановка в вашем доме требует, чтобы вы постоянно были начеку ради себя или ради другого, почти невозможно чувствовать себя в безопасности. Вам будет трудно испытывать легкость, покой, радость или удовольствие. Вместо этого вы находитесь либо в режиме ожидания, либо в режиме защиты. Ни то ни другое не позволяет вам отдохнуть, восстановиться, расслабиться или почувствовать себя свободным. Вы всегда находитесь в состоянии повышенной готовности, ожидая следующей угрозы. Сигналом тревоги может послужить открытая банка пива или уход вашей мамы на ночную смену, когда вы остаетесь дома наедине с жестоким отчимом. Сигналом могут послужить крики, которые вы услышали внизу. Или очень характерное поднятие бровей на лице отца. Какой триггер превращал ваш дом из безопасного в опасный?

Дом должен быть местом, где вы можете отдохнуть. Местом, где вы можете снять броню, перегруппироваться и восстановиться. Но для очень многих дом – это не место отдыха. К сожалению, для большинства детей или взрослых с ранами безопасности дом – пространство, где они чувствовали или чувствуют себя напуганными и одино- кими.

ЗАМКНУТОСТЬ

Угрозы, гнев, необоснованные обвинения, резкие комментарии и вызывающие тревогу переживания – это то, что делает домашнюю обстановку для многих детей угрожающей и некомфортной.

Возможно, кто-то из родителей постоянно отпускал замечания по поводу вашей внешности, заставлял чувствовать себя настолько некомфортно, что вы начали носить мешковатую одежду, закрывающую все тело. Возможно, ваши родители постоянно ссорились, и эти крики и шум отнюдь не способствовали вашему чувству безопасности. Или, может быть, это было постоянное состояние паники матери или отца, заставлявшее вас чувствовать, что вот-вот произойдет нечто ужасное.

Такие переживания лишают возможности чувствовать, самовыражаться и проявлять эмоции. Ожидаемая реакция – просто замкнуться, вместо того чтобы открыться боли, которая внутри.

Я помню, как мы начали терапию с Элли. Она села на диван и сказала: «Пора».

– Пора для чего? – спросила я.

– Мне нужно научиться говорить людям о том, что я чувствую. Это тяжело для меня. Если не научусь, никогда не смогу удержать партнера.

Элли – двадцатипятилетняя молодая специалистка из Нью-Йорка. Ее парень только что расстался с ней. Девушка призналась, что никогда в жизни ни с кем не расставалась по собственной инициативе.

– Люди всегда бросают меня. И всегда говорят: потому что я недостаточно открыта.

Я видела, что Элли была раздосадована. Она соглашалась с отзывами своих бывших, но ей это не нравилось.

– Что в этих отзывах вызывает дискомфорт? – спросила я.

– Сигналы, что я должна стать открытой, верно? Если люди бросают меня, потому что я не открываю им себя, тогда, наверное, мне нужно начать.

– Это правда, – сказала я. – Но не нужно делать это насильно. Давайте разберемся, почему открытость настолько тяжела для вас.

Сопротивление Элли было индикатором. Это был намек на то, что где-то здесь прячется рана, и нам нужно рискнуть и приблизиться к ней вместе.

– О чем вы думаете в первую очередь, когда я произношу «быть открытой»? – спросила я.

– Делиться чем-то? – неуверенно ответила она.

– Отлично, – сказала я. – Итак, не могли бы вы рассказать мне о том, как вы делились, когда росли в своей семье?

Элли поделилась со мной, что открытость – это небезопасно. Даже несмотря на одинаковые жалобы от бывших, ей все еще было трудно преодолеть ту часть себя, которая не хотела открываться. Замкнутость и нежелание делиться защищали ее от чего-то, хотя сами по себе были небезопасными – вели к разрыву отношений. Чем бы это «что-то» ни было, оно было более важным и могущественным, чем поддержание отношений. Режим защиты работал в полную силу. Я знала, что на это должна была быть веская причина.

В конце концов Элли поделилась со мной весьма печальной историей.

– Я помню, что все это началось, когда мне было двенадцать или тринадцать лет. Когда мы все вместе садились ужинать – мама, папа и я – папа обычно спрашивал, как дела в школе или как у меня дела вообще. И вот однажды, когда я начала говорить, мне показалось, что у мамы случился какой-то психический срыв. Она накричала на меня и сказала: «Прекрати флиртовать с моим мужем!» Затем вскочила из-за стола и выбежала из комнаты. Мы с папой уставились друг на друга, не понимая, что произошло. Это казалось нереальным. Я знаю, что отец говорил с ней об этом, но мне так и не принесли извинений, ничего не объяснили. И так продолжалось несколько недель. Каждый вечер за ужином моя мама вполголоса отпускала замечания в мой адрес. Если папа интересовался моей жизнью, она отпускала ужасные комментарии по поводу того, что я флиртую. Или говорила, что не может поверить, как я могла увлечься им.

Это было невероятно тяжело слышать. Мама Элли переживала психотический эпизод, путая, что реально, а что нет. И хотя Элли и ее отец знали, что что-то не так, проблема с психическим здоровьем матери осталась без внимания.

Я спросила Элли, знает ли она что-нибудь о прошлом матери. Она сказала, что ее мать подростком подверглась сексуальному насилию.

– Я знаю, что мама так и не разобралась. Она просто замкнулась и никогда не обсуждала это. Это ужасно. Я не могу представить, через что ей пришлось пройти. Но получалось так, что ее боль и травма просто изливались на меня, и это было неправильно.

Мать подверглась жестокому обращению, когда ей самой было тринадцать. Казалось, что она пришла в состояние повышенной готовности, когда Элли исполнилось столько же лет. Ее обвинения, казалось, были способом определить наличие каких-либо сексуальных домогательств. Мама Элли никогда не приходила на наши сеансы терапии, но мы задались вопросом, не проецирует ли она свою собственную вину на дочь. Чувствовала ли она определенную вину за жестокое обращение, которому подверглась? Обвиняла ли она дочь в нереальных вещах из-за того, что ее собственная травма была не исцелена? Это были вопросы, которые Элли обдумывала на наших сеансах.

Эта история подтверждает, что боль способна передаваться из поколения в поколение. Она доказывает, что нерешенные проблемы с психическим здоровьем могут посеять хаос в семье. Несмотря на то что в жизни Элли не было сексуального насилия, насилие, которому подверглась ее мать в прошлом, стало доминантой в семье, заставляя Элли чувствовать себя в опасности. Гнев женщины, ее неразрешенная травма и необоснованные обвинения в адрес дочери отныне заняли свое постоянное место в семье. Элли в конце