Парижане. История приключений в Париже - Грэм Робб

Одним таким ничтожеством был человек по имени Леон Биго. 10 флореаля 79 г. (в субботу 29 апреля

1871 г.), когда улицы казались безопасными, он вышел из своей квартиры на бульваре Бомарше и направился к площади Бастилии. У него были все основания быть исполненным надежд. Его не разорвало на части прусским снарядом, он не умер от голода в осаде. До недавнего времени он работал переводчиком в Гранд-отель-дю-Лувр. Как роскошный отель, имеющий телеграф, паросиловые лифты и кухню с превосходной репутацией, Гранд-отель был реквизирован главным директором коммуны по строительству баррикад. Вскоре господин Биго вернется на работу. Туристы захотят увидеть разбомбленный город, зарисовать развалины, услышать рассказы о сумасшедших анархистах, так что господин Биго не отставал от событий.

Он купил газету в киоске. Она называлась «Свободный Париж» – один листок размером шестьдесят на сорок пять сантиметров с шестью колонками текста на каждой стороне. Он остановился посреди тротуара, невольно обмочившись: он увидел свое имя в списке, составленном в алфавитном порядке – Биго Леон, которое стояло между именами плотника и школьного учителя; далее шли его род занятий («переводчик при Отеле-дю-Лувр»), дата подачи заявления (июнь 1868 г.) и адрес (бульвар Бомарше, 89).

Выпуск списков такого рода только начался и уже имел огромный успех. Редактор – коротышка с очень большим горбом, который был членом Комитета по связи коммуны, был секретарем романиста Эжена Сю. Его собственные литературные достижения, основанные на документах, украденных из Министерства полиции, обещали быть такими же популярными, как «Тайны Парижа».

«Мы будем публиковать имена и адреса всех людей, которые просились на службу в качестве шпионов во времена империи».

Ежедневному списку имен и адресов не хватало повествовательной полноты романа с продолжением, написанного Эженом Сю, но в нем были собственные напряжение и энергетика, а еще иногда приводились примеры сопроводительных писем, которые добавляли колорита к списку:

«Я знаю людей всех сословий с разными мнениями, и я занимаю хорошее положение, чтобы держать одновременно в поле зрения все направления, в добавление к чему я наделен мужской силой, непревзойденной храбростью и умею подчиняться.

Охранник Северной железнодорожной компании, 8, улица Насъон, Монмартр».

Добровольные шпионы шли из всех сфер жизни: бакалейщики, пекари, конторские клерки, отставные военные и моряки, студенты, писатели и артисты. Среди них были художник, помощник фотографа, адвокат, клоун, страховщики, швея и бывший мэр города Шасснона, что неподалеку от Лиможа. Если верить «Свободному Парижу», все эти «стукачи» были одинаковы, побуждаемые к коварным и жестоким поступкам голодом и ненавистью. «Они не заслуживают пощады».

Естественно, развязка была предоставлена фантазии или инициативе читателя. Вернулся ли, например, господин Леон Биго в свою квартиру в доме номер 89 на бульваре Бомарше после того, как увидел свое имя в газете? Попытался ли он покинуть город или потратил состояние, скупая многочисленные экземпляры «Свободного Парижа» в каждом газетном киоске своего квартала? Пришел ли он, подобно другим читателям – особенно тем, чьи имена шли дальше по алфавиту, – в редакцию газеты «Свободный Париж» с банкнотой большого номинала?

«Эти негодяи думали, что они защищены от разоблачения… Мы будем продолжать до тех пор, пока не закончатся фамилии на букву Z».

Похоже, только один посетитель редакции «Свободного Парижа» вызвал у редактора желание пожалеть его:

«Пришел один человек, заслуживающий внимания. Так велико и явно было его сожаление, что мы убеждены в его искреннем раскаянии. Его фамилия Фуше, и он живет в доме 20 по улице Гранд в Сен-Манде».

Последним выпуском газеты «Свободный Париж» (24 мая 1871 г.) был «Призыв к оружию». Он побуждал всех своих читателей защищать коммуну любыми средствами и не дать нации вернуться назад к ужасным старым временам имперской диктатуры.

Оглядываться назад через напластования истории на истоки этой катастрофы становится все труднее. Слишком много документов исчезло, когда коммунары подожгли Париж, и слишком много образованных людей, которые могли бы оставить достоверные рассказы о коммуне, покинули город, когда он сдался Пруссии и осада была снята. Даже если вывод о смерти отдельных людей, имена которых значились в алфавитных списках, можно сделать по их последующему отсутствию, было бы невозможно сказать, погибли ли они в пожаре, были ли расстреляны солдатами или линчеваны своими соседями.

Двум миллионам парижан снился один и тот же запутанный сон. Они шли к избирательной урне и голосовали за правление идеалистов, которые могли бы помешать им проснуться. Тем временем за воротами на холмах, которые окружали заколдованный анклав, пруссаки оценивали свои новые владения. Прусские картографы составляли карты рельефа точнее, чем на картах, которые когда-либо видели местные жители. Они проводили аэрофотосъемку и сопоставляли данные из разных источников. Они составляли список поместий и движимого имущества жителей этого района, обращая особое внимание на дома богатых людей.

Коммуна была обречена с самого начала. Будь баррикады более эффективными, а удачи – больше, она могла бы защищать лабиринт улиц до тех пор, пока не был бы достигнут какой-то дипломатический компромисс, но коммунарам фатально мешали направление их мыслей, тщетные надежды и, прежде всего, тот факт, что грубое пробуждение настало раньше погружения в сон.

Парижане видели, как их завоеватели маршем идут по улицам, которые, в конце концов, и были предназначены для победных парадов. Несмотря на то что «Фигаро» назвала их «раненым патриотизмом» и «народным возмущением», они позволили пруссакам провести в Париже два дня за осмотром его достопримечательностей, ни разу в них не выстрелив. Но пруссаки приняли разумные меры предосторожности, принарядившись. Они вынесли на улицы серебряные трубы и сине-белые флаги, они начистили лошадиную упряжь и оружие. Сражение за Париж было выиграно лестью и лоском. Коренное население увидело высоких молодых людей в чисто постиранной форме, которые ехали верхом на лоснящихся и уверенных лошадях. Они увидели, как парижское солнце пляшет на сияющих ружьях, и это произвело на них сильнейшее впечатление.

Решающая битва произошла не на полях сражений над Седаном 4 сентября 1870 г., а на площади Согласия 1 марта 1871 г.

Триумфальное шествие спустилось к Елисейским Полям и достигло статуи Страсбурга, задрапированной в черный креп. Площадь уже заполнялась народом, и небольшие вихри, вызванные движением лошадей через толпу, начали рассеивать процессию на отдельные группы. Несколько мужчин зловещего вида собрались вокруг Бисмарка и его коня. Они пришли из восточного пригорода, чтобы посмотреть и, может быть, предпринять что-то. Канцлер Германии посмотрел вниз со своего коня и, казалось, улыбнулся себе в усы. Один из мужчин издал шипящий звук, и на мгновение толпа смолкла. Бисмарк сделал знак своей обтянутой перчаткой рукой мужчине, наклонился поверх своей кобуры и спросил, не окажет ли месье ему любезность зажечь ему сигару. Мужчина без особой охоты зажег спичку, облачко дыма поднялось в небо, и процессия проследовала на улицу Риволи. Чуть позднее кафе, которое непатриотично оставалось открытым, было разграблено разгневанной толпой.