Лес мертвецов - Жан-Кристоф Гранже

Судья стукнул по столу. Первый признак того, что он действительно нервничает.

— За кого ты себя принимаешь? За журналистку? Мы обязаны соблюдать принцип прозрачности, детка.

— Я тебе не детка. Прослушка понадобилась, чтобы проверить информацию, прежде чем поделиться ею с Тэном.

— И что?

Жанна колебалась. Уладить все очень легко. Стоит только отдать записи двух сеансов Феро с испанцем. Но дело заберут, и тогда прощай ее улики.

— Подозрение не подтвердилось, — солгала она. — Я ничего не добилась.

— Записи у тебя?

— Нет, я все уничтожила.

— Даже оригиналы?

— Все. Я получаю диски каждый вечер. Выписок для меня никто не делает. Я прослушиваю копию и уничтожаю ее вместе с оригиналом.

Он схватил ручку — массивный лакированный «монблан», — словно собрался выписать приказ.

— Мы всё утрясем. По-тихому.

— Что — всё?

— Дело с Тимором. Ты отстранена. Acta est fabula! Пьеса сыграна, Жанна.

Она улыбнулась. Так она и знала. Ни дела о пожаре, ни серийных убийств она не получит. А теперь у нее забрали даже Восточный Тимор. Впрочем, плевать. К ней возвращалось спокойствие. Про себя Жанна твердо решила: она сама остановит Хоакина, где бы он ни был. И чтобы этого добиться, у нее оставался единственный выход. Вести расследование в одиночку. И вне закона.

— В таком случае я беру отпуск. У меня накопилось много свободных дней. Думаю, никто не будет возражать.

— Как пожелаешь.

Председатель открыл ящик. Вынул сигару. Неторопливо вставил ее в гильотинку, которая с щелчком отсекла кончик. Жанна медленно встала. Ладони у нее уже не потели. Она была совершенно спокойна.

— Прежде чем уйти, я все-таки выскажу тебе одну истину, — произнесла она самым сладким голоском.

Председатель поднял глаза, поднося к сигаре тяжелый золотой «дюпон».

— Ты старый гнусный сексист, — сказала она бесстрастно.

Судья улыбнулся во всю свою вставную челюсть.

— Если это такой способ сказать мне «до свидания», то не пойти ли тебе…

— На хрен? — Она склонилась над его столом. — Это уже было. Меня поимели давным-давно. Ты! И все остальные — судьи, прокуроры, адвокаты в этом суде! Мелочные придурки-женоненавистники, которые только и думают, что о карьере и пенсии!

Председатель молча разжег сигару. Золотые прожилки в его зажигалке блеснули на солнце. Перед серым невозмутимым лицом взвился огонек. Это каменное выражение вернуло Жанну к реальности. Ни к чему кричать и выходить из себя. Acta est fabula! И все же она чуть ли не бегом выскочила из кабинета, чтобы удержаться от искушения подпалить ему морду его же золотым «дюпоном».

Пять вечера.

Надо поторапливаться. Через несколько часов оба дела, связанных с Франсуа Тэном, поручат кому-то другому. И тогда ни она, ни Райшенбах не смогут ни получить информацию, ни что-либо предпринять иначе, как в нарушение закона. Но прежде всего ей надо погрузиться в следственное дело. Освоиться с фактами. Лучше узнать жертвы. Понять, что убийце понадобилось от этих женщин. Она положила перед собой часы и постаила будильник на шесть вечера.

Жанна открыла первую папку.

Марион Кантело.

22 года.

Убита в ночь с 26 на 27 мая 2008 года в Гарше.

Жанна вгляделась в фотографию. Здоровое, хотя и слишком накрашенное лицо. Ротик сердечком. И много лишних килограммов… Семьдесят два при росте метр шестьдесят три. Полицейские восстановили ее биографию. Родилась в Нанси. Третья из пяти детей в семье. Отец — мастер по керамике. Мать — служащая. В 2001 году Марион получила аттестат зрелости. Выучилась на медсестру, потом специализировалась в области детских умственных расстройств. В 2005 году приехала в Париж на стажировку в Центре для умственно отсталых детей имени Бруно Беттельгейма в Гарше. Здесь с ней заключили договор — сначала на год, затем бессрочный.

Марион была идеальной медсестрой. И вполне обычной девушкой. Жила одна в квартирке неподалеку от площади Италии, на улице Толбьяк, но у нее был жених. Лукас Нгиен. Двадцати семи лет. По происхождению вьетнамец. Учитель. Его допросили и исключили из числа подозреваемых. Кроме того, Марион Кантело увлекалась подводным плаванием, которым занималась круглый год в бассейне, и детективами. Она поглощала их без разбора, в невероятном количестве.

Жанна полистала протоколы опросов свидетелей и записи полицейских. Люди Райшенбаха изучили последние дни жизни Марион чуть ли не по минутам. Все ее перемещения. Выходы в интернет. Звонки. Расходы. Она не встречалась с незнакомцами. В ее распорядке не удалось найти ничего подозрительного.

Она вернулась к фотографии. Лицо девушки было под стать ее характеру. Улыбчивое. Кукольное. Очень юное. Цветущая молодая женщина, легко мирившаяся со своим избыточным весом. Жанне понравилась забавная история, рассказанная Фаридой Беккер, двадцативосьмилетней медсестрой, работавшей вместе с Марион.

«Она была славная. Никогда не унывала. Однажды в кафе мы с девочками болтали о диетах. Одна сидела на одних ананасах. Другая придерживалась протеиновой диеты. Третья вообще бросила есть. Когда у Марион спросили, как она борется с лишним весом, она ответила: «Я? Одеваюсь в черное». Вообще без комплексов!»

Жанна улыбнулась. Жить в ладу с собой. Выйти замуж. Не откладывая, завести детей. И продвигаться по службе там, где работаешь. Все просто, но совсем неплохо. Особенно для Жанны, которой не давались ни любовь, ни простая жизнь. Ее улыбка растаяла. Все эти надежды пошли прахом. Потому что какой-то чокнутый, психопат, поклонявшийся первобытным богам, избрал Марион для жертвоприношения. Почему именно ее?

Она подумала о Хоакине. О его аутизме. О возможных связях с институтом Беттельгейма. Хотя Тэн проверял: взрослый человек, страдающий аутизмом, не мог в детстве лечиться в этом центре, созданном не так давно. А что, если связь следует искать в благотворительной деятельности адвоката? Не сотрудничала ли Марион Кантело с какой-нибудь негосударственной организацией? Но в показаниях свидетелей ни о чем подобном не упоминалось. Ни путешествий. Ни занятий благотворительностью. Хоакин вышел на нее как-то иначе. Но как?

Жанна перешла ко второй папке.

Нелли Баржак.

28 лет.

Убита в ночь с 4 на 5 июня 2008 года в коммуне Стен.

Намного красивее Марион. Блондинка. Черты лица правильные. Светлая, бесплотная красота, несмотря на массивные плечи. Нелли тоже была полной. Точнее, толстой. По документам, девяносто пять килограммов при росте метр семьдесят два сантиметра. Чтобы оценить ее красоту, пришлось бы забыть нынешнее повальное увлечение худобой. Нелли Баржак родилась не в ту эпоху. Она бы расцвела во времена Рабле или Курбе.