Однажды в СССР - Игорь Борисович Гатин

Нет, ну это он загнул, конечно. Жить-то он будет, но жизнь его отныне будет никчёмной и бессмысленной. Это факт. Но хоть увидеть-то её он имеет право? Хоть как-то скрасить пустоту своего тщетного существования. А потому забил на работу – и в университет. Она явно будущая отличница – после занятий каждый день в читалке. Эх, насколько легче была бы жизнь, умей он читать мысли. Тогда он узнал бы, что и она нет-нет да вспоминала его смущённую полуулыбку и большие синие глаза. А пока он только пуще мучился, наблюдая, как она весело смеётся с однокурсниками на пятачке перед библиотекой, там, где почти тропическая зелень в кадках обрамляла огромные окна, мирно соседствуя с бушующей за ними белой круговертью, создавая оазис спокойствия не только среди декабрьской непогоды, но и в метущейся душе.

Там, за окнами, был большой и сложный мир, мир, состоящий из хитросплетений и противоречий между людьми, людьми и природой, природой и космосом, и так до бесконечности. Возможно, и для бога имелось место в том мире бушующем. Там было много вопросов и мало ответов. И дающие ответы были не безгрешны, что заставляло сомневаться в их искренности и правильности ответов. А здесь было тепло и уютно и вместо умершего давно старого и развенчанного бога имелись совсем недавно ещё бывшие живыми молодые задорные боги, вознесённые на Олимп мощной, как каток, и изощрённой, как совесть интригана, новой идеологией. Эти боги бросали вызов всему бывшему до них, они отрицали прошлое, отказывали ему в праве на существование и указывали сверкающий путь в светлое коммунистическое будущее, где человек становился равным богу и поднимал выпавшую из его одряхлевших немощных рук ответственность за свою судьбу. Сам становился её творцом, без оглядки на смешные курильни с амвона и дремучие предрассудки религии. И у этой молодой безбашенной, а потому так импонирующей молодому пылкому уму идеологии имелся становой хребет – политэкономия социализма. Она с математической точностью, натурально с использованием матаппарата, доказывала собственную правоту и невежество всех остальных религий и идеологий. Именно её изучала прелестная русая головка, которая в данный конкретный момент виднелась на два стола впереди. А в него не лез тот самый математический аппарат, призванный обслуживать эту царицу коммунистических наук.

Он смотрел на её ровную прямую спину, на тяжёлую косу, и в голове был полный сумбур. Всё, что ему хотелось, это видеть её лицо, её смеющиеся глаза, говорить и смеяться вместе с ней, задавать вопросы и отвечать самому, а потом идти за руку через снежную круговерть к метро, закрывая её от ветра. Всё! На этом мечты заканчивались. Продолжение не представлялось реальным, а оставалось зыбким пьянящим флёром неясных очертаний.

Он вздохнул и поднялся. Надо было срочно ехать в поликлинику и правдами-неправдами получать больничный за пропущенный рабочий день – ученическая халява закончилась, он теперь штатный младший продавец мясных товаров. А потом к Седому – договариваться о гарантиях за поставляемый на Малаховскую барахолку товар, где цены были просто космическими, но и риск запредельным. Встреча была назначена в загородном ресторане «Русь» – Седой любил красивую жизнь и особенно ценил её после нескольких лет, проведённых в Мордовии.

Ромка отстоял небольшую очередь и, сдав книги, направился к выходу из библиотеки. Что это? Она, открывая тяжёлую стеклянную дверь, не совладала с ней и рассыпала стопку журналов. Он бросился на помощь и, собирая эти замечательно разлетевшиеся журналы, сначала столкнулся коленями, а потом и встретился глазами.

– Ой, извините! То есть спасибо! – она была смущена, немного растеряна и очаровательна.

– Пожалуйста! А как тебя зовут? – эти слова вырвались помимо его воли, и он вспыхнул от неловкости, не выпуская из пальцев журнал, который она уже тянула к себе.

В ответ – звонкий смех:

– Катя!

* * *

«Катя!» В душе всё пело. Он бежал, перепрыгивая через две ступеньки, по эскалатору метро. «Катя!» Какое красивое имя! Такое же, как она сама. Он познакомился! Она оказалась очень милой и открытой. Всё получилось гораздо проще, чем он представлял себе. Они проболтали минут пятнадцать. Она с удивлением узнала о существовании вечернего отделения и неподдельно восхитилась тем, что ему удаётся совмещать работу и учёбу. Сказала, что он взросло выглядит и теперь она понимает почему. Посетовала, что её однокурсники с дневного – сущие дети.

Ему было очень лестно это слышать. Да он теперь горы свернёт! Надо – не надо, но обязательно свернёт! У него наконец-то появилось чёткое понимание, зачем ему всё это нужно. Ну, имеется в виду этот риск, этот полукриминальный образ жизни, все эти очки и в жизни, и в боксе, – чтобы он был достоин такой девушки. Её любви!

С ума сойти – он целых пятнадцать минут рассматривал её на расстоянии вытянутой руки. Открыто, не пряча взгляд. Как же она красива! Не просто хорошенькая, как он решил тогда, вначале, а настоящая красавица! Лёгкая, воздушная, неземная! И очень умная – они успели поговорить про учёбу, и он был поражён, как глубоко она мыслит. Не то что его подружки из общаги, не в укор им будь сказано. Да он вообще не слышал таких осмысленных, взвешенных фраз от девушки, даже от высокомерных однокурсниц по вечёрке. Вот она – настоящая белая кость!

Они договорились завтра снова пересечься в читалке. Надо принести какой-нибудь подарок – просто знак внимания. Может, цветы? Нет, глупо. Как павлин с распущенным хвостом – все будут пялиться. Тогда что же? Коробку конфет? Тоже как-то неуместно. Фрукты? Точно – виноград! Он принесёт ей кисточку «дамских пальчиков». Очень необычно в конце декабря. Вкусно и полезно. Дато как раз торгует виноградом и выберет ему самую красивую, самую большую и свежую кисточку!

* * *

Катя Удальцова наслаждалась студенческой жизнью, которая била ключом, несмотря на сессию. В университете училось не в пример вольготнее, чем последний год в школе, когда шла интенсивная подготовка к поступлению.

Сегодня была суббота, и они после занятий шумной компанией завалились к Славе Орешкину, чьи родители находились в длительной загранкомандировке, и он один жил в трёхкомнатной квартире в цэкашном доме на Университетском проспекте, что совсем рядом с факультетом. Ей было неинтересно слушать девчачьи сплетни, и она оставила подруг на кухне готовить бутерброды, а сама направилась к парням, которые в гостиной обсуждали рецепты коктейлей. Родители оставили великолепный бар, и сейчас Слава разрывался между желанием выглядеть крутым и страхом встретить родителей пустым баром – они собирались