Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России - Андрей Савельев

В связи с указанными сложностями в западной политологии, сделать вывод, что попытка представить этнос как «просто кровное родство», а нацию, как «просто юридическое гражданство» делают научные подходы к проблеме этнических и национальных доминант в государственном строительстве невозможными. Родовые, культурные и политические механизмы общности связываются между собой, оставляя разного рода явления, которые мы и определяем в одних случаях как «этнос», в других — как «нацию». В первом случае доминирующим является родовое (локальное) начало, во втором — политическое (государственное). В первом случае мы имеем преимущественно мифическую идентификацию, во втором — рационалистическую. Но мифическая и научно-практическая рациональности никогда не вытесняют друг друга, их невозможно обособить друг от друга, как невозможно разделить этнос и нацию.

Урс Альтерматт предлагает остерегаться «тирании понятий», когда дело доходит до обсуждений проблем нации и национализма. Искажение понятий искажает действительность. Швейцарский политолог также предлагает остерегаться табуирования и демонизации этих слов. Что, собственно, означает как предостережение от самоутопления в мифе, так и погружение в иллюзию полной логической рациональности политической действительности.

Действительно, латинское слово natio обозначает родовую общность (nassi — «рожден»). Но это мало что дает для понимания современной проблематики нации государства. Попытка исходить из какого-либо ведущего признака нации приводит лишь к тому, что сообразно задачам каждого исследователя вперед выступает какой-либо один из признаков. Так, Французская академия в 1694 г. определила нацию как совокупность всех жителей «одного и того же государства, одной и той же страны, которые живут по одним и тем же законам и используют один и тот же язык». В 1789 году аббат Сийес определил нацию как объединенную группу, живущую по общему закону — свел все к юридической норме.

Альтерматт приводит пример многозначности понятия «объединенные нации», указывая, что преамбула декларации о создании ООН сформулирована аналогично Конституции США, и в обоих случаях говорится об «объединенных нациях», хотя во втором случае объединялись не народы, а государства. Другой пример — поиск арабского аналога слова «нация». В конце концов, в качестве аналога был принят чисто религиозный термин «умма». «Тирания понятий» в этом случае привела к пониманию «арабской нации», объединенной по религиозному и языковому принципу. Альтерматт приходит к выводу, что значение слова «нация» раскрывается в конкретности историко-культурного контекста.

Хью Селтон-Уотсон полагал, что невозможно дать научной дефиниции нации. Что не мешает существованию самого феномена. Однако ненаучность понятия не может означать ненаучность дискурса. Более того, тот или иной его контекст означает определенный политический выбор. Как только слово «нация» включается в содержание какой-либо дискуссии, можно безошибочно констатировать нарастание политической напряженности — либо в контексте защиты Отечества и формулирования общенациональной идеи, либо при выдвижении этноцентристких требований и увеличении опасности раскола нации. Называя себя нацией общность или группа заявляет требование для себя государства со всеми его атрибутами, включая международное признание.

Альтерматт отмечает, что в научном мире существует согласие по поводу мобилизационной мощи национализма, которая является одной из самых эффективных интеграционных идеологий. И это особенно важно для научных изысканий, который в данном случае напрямую вторгаются в реальную политику и формулируют текущие задачи общественным движениям и государственной власти.

Швейцарский исследователь резюмирует противоречия различных точек зрения на нацию таким образом: «Нации основаны не на фактах, а на том, что люди считают фактами. Однако неправильно считать нации просто выдумкой. Они включают в себя народы и людей, которые на протяжении истории случайно оказались живущими друг рядом с другом. Известное изречение гласит: нации — это общности, которые на основании исторической ошибки верят в совместное происхождение и имеют какого-то общего врага».

В этом резюме мы без труда можем обнаружить ключевой момент понимания политического по К. Шмитту — образ врага, а также важнейшее условие для существования нации — политический миф. Нация — и не выдумка, и не факт. Она — реальность политической жизни, глубокий и многогранный политический миф.

Подойдя к пониманию нации и его значимости для политики, Альтерматт чурается онтологизации различий между людьми и превращения их в «понятийно-сущностный предрассудок»: «Духовная дезориентация способствует апартеидному мышлению, за которым стоят иррациональные страхи перед „другими“, иными. Во времена социальных конфликтов иные кажутся угрозой status quo, местные жители апеллируют к нации, чтобы сделать государство гарантом их традиционных прав владения».

В этом противоречии — признании фактического существования нации и этноса и страх перед тем, что межнациональные и межэтнические различия, помноженные на их научное осмысление, доведут до беды. В то же время апелляция к одному различию с целью подавить другое оказывается бесспорным признаком политических процессов — нация, возвышающаяся над этичностью оказывается спасительным кругом в буре социальных конфликтов. Напротив, унижение нации в угоду общечеловеческой перспективе на деле оказывается возвышением этничности и способствует распаду государственности.

Страх перед всяким неравенством — это страх «другого», который западная политическая наука никак не может вписать в свой образ мира. Обращаясь то к идее унификации, то к идее разделения, западная мысль проходит мимо гармонизации различий в иерархии. Принцип различия и иерархизации говорит о том, что считать народы равноправными только на основании того, что они объединяются одним типом идентичности, было бы нелепым. Тогда на одну доску ставились бы мельчайшим сообщества в несколько сот человек и стомиллионные народы. Для современного мира даже численность народа в 1 млн. человек не является существенной.

Многие народы находятся еще в стадии национального строительства. Национальные государства в Азии и Африке остались формальными, а этническая и религиозная солидарность перешагивает национальные границы, если речь идет о вторжении Запада со своими экономическими и политическими интересами. В то же время после отступления колониальных держав, создавших подделки под нации, обнажилась донациональная структура Африки — континент на десятилетия погрузился в беспрерывные войны. Это именно те войны, которые должны выявить лидера и установить этнонациональную иерархию на континенте.

Более развитые страны должны беречь достигнутое качество национально-государственного единства, не поддаваясь на иллюзии постнационального существования. Тогда иерархия будет иметь место и конфликтность минимизируется.

Отношение нации к государству при всем объеме посвященных этому вопросу научных трудов выглядит весьма несложно, если под нацией подразумевать некоторую социальность, в ее природу при определенном упрощении нет необходимости вдаваться. Можно предполагать, что общество возникло до государства, но это мало что дает в теоретическом плане для анализа современного государства. Можно предполагать, что нация создает государство. Но наиболее простой и эффективный подход — полагать, что изначально государство предшествует нации и создает ее. Первоначально единство достигается насильственным путем, но затем формируется общая судьба, люди самим фактом совместной жизни получают опыт совместной деятельности, совместные интересы и формируют представления об общих ценностях, интересах и угрозах.