Бенджамин Дизраэли - Адам Кирш

англичанином. Вступая в политику, он как бы присваивал себе права, которые ему не принадлежали, — точно так, как в Хьюгендене он одевался как сельский джентльмен, что ему никак не шло.

Только этой логикой можно объяснить, почему Дизраэли продолжал встречать на своем пути такое энергичное сопротивление даже после десятилетий верной службы своей стране. К 1868 году, когда он впервые занял пост премьер-министра, он уже более тридцати лет был членом парламента и двадцать лет лидером партии; тем не менее леди Пальмерстон все еще сетовала: «Для нас крайне неприятна перспектива заполучить еврея на посту премьер-министра». Даже через тридцать лет после смерти Дизраэли в посвященной ему статье Британской энциклопедии говорилось, что «он был англичанином только в своей преданности Англии». Принижая Дизраэли как еврея, ему отказывали и в его притязаниях на принадлежность к английской нации.

Парадокс карьеры Дизраэли состоит в том, что он стал премьер-министром, хотя так и не смог побороть широко распространенное мнение, что занимать этот пост ему не следует. Его избрали в первую очередь благодаря твердым принципам английского либерализма, который сделал неприкрытую религиозную дискриминацию отталкивающей в глазах общества. Сам Дизраэли не слишком-то ценил либерализм такого рода, предпочитая говорить об исключительности евреев, а не защищать их права; тем не менее, он оказался самым выдающимся его бенефициарием. Рука об руку с либерализмом выступало, по всей видимости, чувство честной игры, инстинктивно присущее англичанам в еще большей степени. Раз Дизраэли делал работу, которая требовалась для успешной политики, то создавалось ощущение, что он эту награду заслужил. Именно в таком духе (без восторга, но и без зависти) Стэнли признал право Дизраэли на новый пост, выразив перед этим сожаление по поводу его беспринципности: «Целеустремленность, презрение к злословию, неистощимая энергия <…> это редкое в политической или частной жизни сочетание, безусловно, заслуживает уважения».

Десятилетия, которые Дизраэли провел в оппозиции, также немало поспособствовали его триумфу, хотя в то время он, возможно, и не оценил этого в должной степени. Потребовалось время, чтобы парламент и страна привыкли к столь необычному политику. В качестве лидера оппозиции в Палате общин он занимал общепризнанное место в сложившейся системе государственной власти и сохранял его так долго, что стал казаться естественной ее частью. «Самый лучший комплимент, который вы можете сделать женщине, — это уделить ей свое время, и то же самое относится к нашему парламенту, — писал Дизраэли. — Человек, который постоянно находится на своем месте, становится чем-то вроде фаворита». Он всегда находился на своем месте, а потому особенности его манеры вести дискуссию обрели широкую известность. Его безупречное произношение, его прием демонстративно смотреть на часы как раз в тот момент, когда ораторское неистовство оппонента достигает пика, его привычка перекладывать платок из руки в руку во время речи — все это стало хорошо известно в Палате, а благодаря газетам — и за ее пределами.

Дважды за эти годы Дизраэли удалось пересечь зал заседаний Палаты общин и занять место на правительственной скамье. В 1852 году раздоры между лидерами вигов привели к падению правительственной коалиции. Однако составить консервативный кабинет Дерби и Дизраэли смогли с большим трудом, поскольку все наиболее известные члены партии покинули ее вместе с Пилем. В правительстве оказалось столько посредственностей, что престарелый герцог Веллингтон, слушая перечисление их имен, то и дело переспрашивал: «Кто-кто?» — в результате чего родилось уничижительное название нового кабинета — «Правительство Кто-кто?». Дизраэли получил пост канцлера казначейства, ответственного за формирование бюджета, хотя и не имел опыта финансовой деятельности (и состояние его собственных финансов вряд ли говорило в его пользу). Когда он заколебался, Дерби подбодрил его словами «цифры вам дадут» — превосходный пример духа непрофессионализма, который по-прежнему царил в управлении империей.

Через пятнадцать лет пребывания в парламенте Дизраэли наконец получил министерский пост и в полной мере насладился этим моментом. Как он признался одному из коллег, он «чувствовал себя подобно юной девушке, которая отправляется на свой первый бал». Однако консервативное правительство не имело большинства в Палате общин, и его могли сменить в любой момент, как только виги и пилиты решат приложить к этому усилия. В декабре, когда Дизраэли представил свой первый полный бюджет, Гладстон не оставил от него камня на камне, назвав его «самым антигосударственным по своим замыслам» из всех, которых ему довелось видеть. Палата проголосовала против бюджета, вынудив правительство уйти. Первый срок пребывания Дизраэли во власти длился всего десять месяцев. И что было горше всего, его место в казначействе занял Гладстон.

В следующий раз возможность занять пост в правительстве представилась Дизраэли лишь через шесть лет. Правда, в 1855 году, когда правительство пилитов покрыло себя позором за ведение Крымской кампании, консерваторы могли бы, приложив усилия, вернуться к власти. Но Дерби, по обыкновению, отказался от наступательных действий и дал стать премьер-министром лорду Пальмерстону из консервативного крыла вигов. Пальмерстон повел войну энергично, приобрел огромную популярность и с одним перерывом оставался на своем посту десять лет. Дизраэли был в ярости: он считал, что Дерби просто не проявил решимости и тем подвел партию. «У меня никогда не было достаточной поддержки, — писал он годом ранее. — Все выдающиеся политики, которых мне довелось знать, пусть даже их из вежливости называли „целеустремленными“, оказывались несостоятельными в большой игре». И снова обстоятельства сложились так, словно их целью было научить Дизраэли совершенно не свойственной ему добродетели — терпению.

Он сможет вернуться в казначейство в феврале 1858 года, когда после дипломатического недоразумения с Францией пало правительство Пальмерстона. Консерваторы снова сформировали правительство меньшинства, и оно, как и прежде, оставалось у власти менее года. На этот раз оно потерпело поражение в связи с новым Биллем о реформе — консерваторы попытались возглавить процесс, в результате которого стал неизбежен второй круг избирательной реформы. Либералы объединились, чтобы провалить законопроект, но проблема осталась. В третьем правительстве Дерби необходимость расширить избирательные права и остаться при этом верным консервативным принципам создаст для Дизраэли самую серьезную проблему в его политической карьере.

Даже если Дизраэли занимал правительственный пост не так долго, чтобы серьезно повлиять на политику, ему была по душе слава, сопровождавшая его как члена кабинета. К этому времени у него появился новый друг, с которым он мог разделить свой триумф. В 1851 году Дизраэли совершенно неожиданно получил письмо от некой миссис Бриджес-Уильямс, полковничьей вдовы, которая возымела желание сделать его наследником своего состояния. Подобная щедрость, сообщалось в письме, объясняется тем, что миссис Бриджес-Уильямс была урожденной Сарой Мендес да Коста из рода сефардских евреев и видела