Повседневная жизнь Арзамаса-16 - Владимир Матюшкин

Неоднократные выходы на комиссию по установлению льготного стажа ни к чему не привели. Скептицизм присутствовал относительно обращения с письмом в Совет министров СССР о введении такого вида работ в льготные списки. И тогда избрали более реальный путь. Был подготовлен приказ за подписью директора, которым ограниченный круг сотрудников был отнесен к разряду лиц, имеющих постоянную занятость. Отсюда следовали и все соответствующие льготы: начисление льготного стажа, получение в день работ на реакторе талонов на спецпитание, доплаты.

Приказ был подписан. По этому пути затем шли и в других подразделениях, решая вопрос о своих сотрудниках, занятых аналогичными работами. Формально директор мог сослаться на действующее законодательство и занять нейтральную, а по сути, отказную позицию. Но забота о сотрудниках, желание найти выход из непростого положения привели его к другому решению.

Следует сказать, что секретность и обеспечение безопасности накладывали серьезный отпечаток на повседневную жизнь жителей города, в определенной степени формировали привычки, своеобразный язык общения по производственной тематике. Сдержанность и строгость соблюдения режимных правил, с одной стороны, и необходимость общения и обсуждения проблем — с другой, порой сталкивались, входили в противоречие, вызывали раздражение при непродуманном, формальном, слепом следовании режимным инструкциям. Было и такое, когда под видом борьбы за режим ставили на место «слишком умных и принципиальных», были и доносы, которыми занимались не только режимные службы. Сегодня многое изменилось, создание умной техники привело к совершенно другим способам и методам обеспечения секретности и безопасности. Однако пока ядерное оружие является самым могучим политическим и военным средством обеспечения мира, упаси бог от его применения в качестве такового, режим будет существовать в тех или иных формах в любой стране.

Особый «сюжет» в истории отечественного ядерного центра — использование труда заключенных ГУЛАГа на его строительстве. Их и называли «спецконтингент». «Объектовец» второго эшелона, то есть приехавший в 1947–1948 годах, А. Н. Ткаченко вспоминал: «Характерной достопримечательностью будней того времени являлись колонны заключенных, сопровождаемые вооруженными солдатами с собаками. Маршрут этих колонн пролегал вблизи нашей гостиницы, и часто приходилось встречаться с колонной на узком участке дороги… Я всегда испытывал жуткое состояние, ожидая на обочине, когда пройдет колонна мимо. Хлюпающий топот сотен ног, хмурые лица, убогие, грязные одежды, рычание свирепых овчарок, нечленораздельные окрики конвоиров — все это производило какое-то гипнотическое, удушающее действие. В голове колом торчал один и тот же вопрос: что сделали эти люди, какое преступление совершили, что их гонят и содержат хуже, чем животных? Всматривался в лица, но никогда не удавалось встретиться с живым взглядом человека. Мутная река грязных одежд и лиц проплывала мимо в зловещем молчании, и ни одного проблеска личности невозможно отметить в ней…»[61] Действительно, с обочины невозможно вжиться в состояние тех людей, но реальность была реальностью, и подчинялась своим законам и правилам. Барак — площадка: таков был маршрут, и по нему шли эти колонны. Но с обочины также трудно объяснить, как же все-таки заключенные имели коллектив художественной самодеятельности, который выступал на сцене театра, правда под охраной. Статистика знает все. Некоторые оказались в заключении по печально известной статье 58 Уголовного кодекса, другие за уголовные преступления разной тяжести. Появились они на объекте в мае 1946 года, но уже в начале следующего года общее количество «спецконтингента» выросло до 9737 человек, в том числе 1818 женщин[62]. С 1947 года приток подобных «новобранцев» лишь нарастал. Сверхжесткие сроки строительства КБ-11 требовали все новых и новых рабочих рук Использование труда заключенных при осуществлении ядерного проекта — не открытие. Труд заключенных использовался при царях, и в период индустриализации в 30-е годы. Парадоксальность состояла в том, что как отбывающие наказание, так и вольнонаемные были, хоть и по разным основаниям, заинтересованы в ударном труде. Л. В. Альтшулер, первопроходец объекта, вспоминал виденный им нередко над колоннами заключенных плакат: «Запомни эту пару строк: работай так, чтоб снизить срок!» Этот вполне понятный для «зэков» девиз очень скоро стал лозунгом, выражавшим стремления всех тех, кто приехал в эти места добровольно и был буквально одержим стремлением сделать атомную бомбу как можно скорее. На саровской земле соединялось, казалось бы, несовместимое: подневольный и свободный, творческий труд. И все-таки противоестественность положения рано или поздно должна была сказаться. Наступило время, когда заключенные, отбыв свои сроки наказания, стали оставаться на объекте уже в качестве вольнонаемных строителей, причем зачастую не по своей воле. Вот здесь и возникли проблемы. В июне 1948 года П. М. Зернов направил первое письмо Л. П. Берии, в котором писал о том, что внутри зоны объекта находится до 200 человек, освобожденных из лагеря по истечении срока наказания. Размещены они в жилом поселке объекта… Начались кражи и убийства. Зернов видел ненормальность положения, когда ранее по постановлению правительства из зоны отселили нежелательных лиц из вольнонаемного состава, а теперь оставляли ненадежных и опасных людей. Вопрос об удалении этих лиц из зоны ставился перед МГБ и МВД СССР, но ответного решения получено не было. В августе Зернов вновь обращается к Берии. После «очистки» территории объекта от всех подозрительных лиц начиная с февраля 1948 года число «нежелательных элементов» в зоне ядерного объекта не только не уменьшилось, но резко возросло. В марте-апреле освободились из лагеря, отбыв срок наказания, 70 человек, из них 38, осужденных за кражи, грабежи и убийства. После принятых в мае 1948 года указов Президиума Верховного Совета СССР, в мае-июне из лагеря строительства объекта освобождено по амнистии 1500 человек В итоге на 30 августа 1948 года из заключения было освобождено 2292 человека, из них 1678 оставлены в зоне на правах вольнонаемных.

Освободившиеся из лагеря часто не имели запаса одежды, к работе относились плохо, многие открыто заявляли, что не желают, отбыв срок, снова «быть в заключении».

Действительно, их положение фактически не изменилось, разве только что теперь их не конвоировали. Дело в том, что ведомство Л. П. Берии к этому времени, вероятно, из соображений секретности, приняло целый ряд распоряжений, которые сделали освобождение заключенных из лагерей, расположенных на территории ядерного объекта, сугубо формальным. Им не разрешили выехать с объекта. В итоге на территории объекта, где велись не только секретные, но и крайне опасные работы, присутствовало более полутора тысяч человек, агрессивно настроенных, озлобленных и обездоленных, которые не имели законного права покинуть то место, где они еще вчера были «зэками». Объект не мог предоставить им жилья (своим сотрудникам не хватало), за работу они получали гроши, а льгот в питании, которые имели законные жители объекта, они были лишены. Немудрено, что многие из них голодали, играли в карты, воровали. И опять же, после августовского послания Зернова Берии, положение ничуть не изменилось. Правда, Лаврентий Павлович после ознакомления с новой ситуацией на опекаемом им объекте дал указание своему заместителю С. Н. Круглову рассмотреть возможность удаления с территории КБ-11 бывших заключенных. Но пока тот эту возможность рассматривал, кризис на объекте нарастал. П. М. Зернов вынужден был сменить адресата своих посланий. В ноябре 1948 года он написал письмо заместителю Председателя Совнаркома М. Г. Первухину с просьбой помочь решить вопрос с отселением бывших заключенных из зоны объекта.