Шишков - Николай Хрисанфович Еселев

«Литературного современника» получили много хороших отзывов и добрых пожеланий. Иные стремились помочь ему. Таким оказался архитектор А. И. Суслов, который хорошо знал русскую историю и особенно XVIII век. Вячеслав Шишков благодарил его за письма, в которых Суслов обращал внимание автора на некоторые неточности в романе и вступал с ним в споры о пугачевском движении.

Но критика К. Малахова не интересовали творческие терзания писателя. Не разобравшись в событиях, не посчитавшись с тем, что опубликовано только начало романа, К. Малахов выступил со статьей, направленной против «Емельяна Пугачева». Он назвал этот роман «суррогатом подлинно художественного, правдивого произведения», якобы построенным по рецептам «пошляка Салиаса на анекдотах». В каких только грехах — и в искажениях исторической действительности, и в неверной трактовке образов — не обвинялся автор! «Скверно, когда советский писатель учится патриотизму у Иловайского и художественному творчеству у Салиаса. Еще хуже, когда национальная гордость подменяется квасным патриотизмом и дается амнистия шовинизму», — заканчивалась ругательная статья.

В своих письмах к Новодворскому, Каржанскому и другим близким друзьям Шишков не жаловался на самый факт появления критической статьи. Он спокойно бы перенес любую справедливую, товарищескую критику, критику обоснованную, квалифицированную. Но ничего этого не было. «Вот меня побили на страницах печати, а я не кричу. Побили несправедливо. Отовсюду я имею о романе самые хорошие отзывы, в искренности коих я не сомневаюсь… И все-таки переносить на старости лет публичное заушение тяжело…

Меня еще раз обругал в „Литературной газете“ К. Миронов. Статья еще более глупая, чем статья К. Малахова. Впрочем, оказывается, это одно и то же лицо. На сей раз я даже и не особенно обиделся. Белиберда и полное непонимание истории. По К. Миронову, Волков, запертый (Петром III) с датским кобелем, пишет манифест о вольности дворянской — выдуманный мною фарс. А это факт. О нем упоминают и Соловьев, и князь Щербатов в своей книге „Повреждение нравов в России“. Щербатов записывал сей инцидент со слов самого Д. В. Волкова… Мнение Малахова необоснованное, вульгарное, несправедливое и тем более обидное. Все его тезисы легко можно опровергнуть. А все же публичная зуботычина нанесена, и от нее — боль в сердце. А сердце-то старое.

Одно утешение, что читатель меня довольно знает и вряд ли придаст особое значение развязной выходке Малахова. Ну да об этом не стоит много говорить».

К сожалению, критика «Емельяна Пугачева» не ограничивалась только статьями Малахова. В статье о «Литературном современнике», напечатанной в «Ленинградской правде» 11 августа 1938 года, некий С. Езерский писал: «Дал еще журнал „Литературный современник“ за этот год исторически порочный роман В. Шишкова „Пугачев“, о котором печать уже писала».

Но что все это означало для писателя? Как несправедливые и злопыхательские статьи отозвались на нем?

Вот что пишет по этому поводу в своих воспоминаниях врач А. В. Пилипенко:

«Мнение всех окружавших Вячеслава Яковлевича относительно этой критики было вполне определенное: ее единодушно оценили как клевету. Ближайшие друзья всячески старались успокоить Вячеслава Яковлевича. Он соглашался, подбадривался, а по уходе друзей снова предавался мрачным мыслям о незаслуженной обиде. В отношении моего дорогого пациента эти „критики“ добились своего: работа уже не клеилась, поездка на Волгу и Урал, о которых он говорил и мечтал еще с зимы, не состоялась. Вячеслав Яковлевич похудел, почернел; лицо было как у людей, перенесших большое внутреннее горе или тяжелую болезнь, и вскоре эти переживания подорвали его физические силы. Появились отеки на ногах, усилилась одышка, кашель; появилось то, что у врачей именуется недостаточностью сердца. Учитывая возраст… положение больного расценивалось как тяжелое…»

Конечно, справедливость в конце концов восторжествовала. Клевета на роман «Емельян Пугачев» была опровергнута также, и авторитетной комиссией во главе с академиком Е. Тарле, которая была организована по настоянию Шишкова. «Тарле горячо приветствовал „Емельяна Пугачева“ и, сделав несколько замечаний, признал историческую концепцию работы правильной».

Но эти невзгоды все же остались позади. Шишков благодаря уходу и заботе Клавдии Михайловны преодолел тяжелую душевную травму, нанесенную «критиками». Вячеслав Яковлевич побывал в Москве у своих друзей. Оттуда он вернулся окончательно успокоенный и ободренный. «Литературная газета» в передовой статье сама опровергла критику Малахова, сообщив читателям, что он пытался опорочить патриотические романы Шишкова и других.

В феврале 1939 года Вячеслава Шишкова за заслуги в литературной работе наградили орденом «Знак Почета», который ему был вручен в Кремле. В мае вместе с Клавдией Михайловной он направляется в Киев, где участвует в работе пленума правления Союза писателей СССР, посвященного 125-летию со дня рождения Т. Г. Шевченко. Он посетил могилу великого украинского поэта в Каневе, затем побывал в Житомире и в Белой Церкви…

Вячеслав Шишков продолжает работу над «Емельяном Пугачевым». Он собирает дополнительный материал для второй книги и одновременно пишет новые главы: «Большое Кунерсдорфское сражение», «Жизнь в Кенигсберге», «Взятие Берлина», о Салтычихе и другие — для первой книги. Вся его работа над этими главами и отделка уже написанного в общей сложности занимают больше года. За это время написано около десяти листов нового текста.

В письме к А. Н. Толстому Шишков сообщает: «Я еще целый год сидел над „Пугачевым“, значительно дополнил его, кое в чем сократил и лишь после тщательной обработки сдал в Государственное издательство. Всего работал над 1-й книгой больше 4 лет. А вторую сделаю вдвое, а нет, так и втрое быстрее».

К сожалению, этому намерению осуществиться не позволили сложившиеся обстоятельства. Вячеславу Шишкову пришлось отвлечься. После окончания либретто для оперы «Угрюм-река» Вячеслав Шишков, как он об этом пишет А. Толстому, прослыл хорошим либреттистом, и ему после вторичной просьбы главного дирижера оперного театра А. Позовского и композитора В. Щербачева все же пришлось писать либретто для оперы «Иван Грозный». «Это уже вторая попытка, — жалуется он в том же письме, — б. Мариинского театра вступить со мной в переговоры. Первую, прошлым летом, я отклонил ссылаясь на недуг. Не знаю, что делать. Времени нет, силы уже не те, а общественная нагрузка изрядная: председатель правления Литфонда, член редколлегии „Литературного современника“, член правления Союза писателей и пр. и пр. Да по городу Пушкину много дела… Затеяли мы с Л. Р. Коганом (по его инициативе) устроить Пушкинскую комиссию, дабы вызвать к жизни и расшевелить необъединенные культурные силы города. Вырабатываем устав. В плане: лекции, музыкальные вечера, доклады по истории искусства, архитектуре, музыке, живописи, о путешествиях, создание Пушкинсквго музея, реорганизация библиотеки и где-то там, в перспективе, — народный университет. Меня хотят втюрить в эту комиссию председателем. Караул, погибаю!.. Да плюс к этому приходится читать веселые