Эхолетие - Андрей Сеченых

– Мне кажется, – он, усмехнувшись, сделал ироничный акцент на последнем слове, – в управлении скоро заинтересуются одним иностранцем, который работает преподавателем в университете. Я предлагаю сыграть на опережение. Мы с тобой объявим личному составу учебную тренировку и немного заранее поизучаем объект. Когда пришлют задание, вся информация уже будет у нас с тобой на руках. Результат, который мы должны предоставить за месяц, дадим за неделю. Вот и прикинь, медаль вряд ли дадут, а вот премию – гарантировано. Ну и будем застрахованы от неприятностей, типа «потерял или не установил»…Что скажешь?

– Виктор Иванович, а что тут говорить, приказывайте, – Паршин безоговорочно был предан Крутову. Он считал, что начальник – великий профи и очень умный человек. Вон додумал, кого, когда и заранее всё рассчитал. Услышать что-либо краем уха и выстроить план – это не каждому дано.

– Стёпа, я в этом случае не могу приказать. Сверху задания еще не спустили. Риск, конечно, не маленький, но если всё сделать правильно, то для нас остается только один вариант – грудь в крестах, – Крутов глухо рассмеялся. – Хорошо, сделаем тогда так. Время терять не будем. Объект – Поль Дюваль, преподаватель французского, двадцать шесть лет, около полугода трудится в лисецком университете, в корпусе напротив Кольцовского сквера. Через час отправь старшего бригады в деканат, пусть возьмет до вечера дела всех иностранных преподавателей. Легенда – сверка внутреннего учета лиц, прибывших по контракту из-за рубежа, а наших ребят выставишь на его маршрут после окончания занятий. Фотографию возьмете из личного дела. Задачи – установить его контакты, места посещений, круг интересов. Сегодня после обеда напишешь план учебной тренировки, я вечером подпишу.

Паршин всё моментально запомнил – привычка, выработанная за годы службы. Сомнений не было, только уточняющие вопросы:

– Виктор Иванович, сколько бригад ставить и на какой срок?

– Степан, здесь всё аккуратно сделать надо, – Крутов с сожалением затушил столичную сигарету с желтым ободком возле фильтра. – Бригаду поставь пока одну. Кто у тебя самый толковый и главное, кто меньше задает вопросов, Оганесян? Вот его ребят и ставь. Нам засветиться никак нельзя. Пусть поработают до выходных, а там видно будет. Перерабатывать им ни в коем случае не надо. Отвели вечером в адрес, отписались и сами по домам. Да, главное, им не надо сообщать, что это тренировка, а то я знаю, какие результаты тогда мы с тобой получим. На самом деле риск нулевой. Даже если случись что и если будет протечка наверх, в интервале между началом несанкционированной работы и до момента получения приказа из управления, а это самое тонкое место, отбодаемся. Мало ли на свете случайностей… Согласен? – он перевел задумчивый взгляд с пепельницы на лицо своего заместителя.

– Так точно, – прозвучало немедленно в ответ.

Лицо Паршина выражало целую гамму чувств, начиная от благодарности за доверие в щепетильном деле и кончая детским нетерпением побыстрее начать выполнение задания шефа. Не было одного, банального чувства сомнения в деле, за которое он получал от государства свою зарплату. Это и радовало Крутова – преданный человек у него, ничего не скажешь, и огорчало одновременно – наивное и доверчивое поколение растет, не чета тому, которое скоро выйдет в тираж.

– Повтори для моего спокойствия, Стёпа, – по-отечески мягко попросил Иваныч.

Паршин, не вставая из– за стола, выпрямил по-военному спину и отчеканил, глядя прямо перед собой:

– Поль Дюваль, француз, преподаватель, двадцать шесть, легенда – внутренний учет иностранных граждан, задача – установить контакты объекта, места его пребывания. Начало задания сегодня, ориентировочно в четырнадцать – пятнадцать часов. В течение рабочего дня предоставить план учебной тренировки. – Стёпа выдохнул и внимательно посмотрел на руководителя.

Крутов улыбнулся и молча кивнул:

– Давай, не задерживайся, время дорого.

Паршина не следовало уговаривать. Через секунду Иваныч уже был в одиночестве в опустевшем кабинете, и если бы не покачивающаяся по инерции спинка кресла его заместителя, то могло показаться, что здесь вообще никого не было. Крутов еще раз насладился этим моментом, когда чувствуешь, как по щелчку твоих пальцев начинает мгновенно раскручиваться громоздкий маховик секретной службы, и вся огромная машина от рядового до генерала подчинена решению только твоих задач. Он никогда не был властолюбцем, но идея – быть частью великого целого – всегда приятно волновала его. Крутов посмотрел на часы, стрелки показывали начало одиннадцатого – время заняться рутинными делами, и, вздохнув, он отправился к себе в соседний кабинет. Однако, выйдя в коридор, он обнаружил приближающийся силуэт в белой блузке с воротником апаш и в черной юбке, строго по колено, но такой узкой, что зубы непроизвольно начинали отстукивать азбуку Морзе. В правой руке силуэт изящно держал электрочайник, и по мере приближения к начальнику явно обозначил два ряда белых зубов в приветственной улыбке. Силуэт с электрочайником, равно как и юбка, равно как и зубки, принадлежали недавно прибывшей в подразделение лейтенанту Маше Скворцовой, двадцати девяти лет от роду. Золотое колечко матово мерцало на безымянном пальце её правой руки, но его присутствие превращали в полное отсутствие эта безукоризненная фигура, юбка, блузка, улыбка и даже чайник.

– Мария Игнатьевна, чайком пенсионера побалуете? – Крутов попытался вальяжно улыбнуться, но голос предательски дрогнул, и «Мария» прозвучало с петушиным фальцетом. Пришлось спешно откашливаться, намекая на простуду и крайне пренеприятную погоду.

– Виктор Иванович, – Скворцова насмешливо вскинула брови, – это вы-то пенсионер? Не смешите меня. Три десятка таких пенсионеров обеспечат демографический взрыв в любом городе СССР. Вы этот, – она щелкнула пальцами свободной руки, – юный пенсионер. – И звонко рассмеялась.

Крутов стоял на одном месте, как вкопанный. Он пытался понять, где сидел дьявол – в юбке, в словах или в этом волшебном смехе?

Мария зашла к себе в кабинет и обернулась:

– Ну, вы чай идете пить? Проходите, – она пропустила бочком проскользнувшего в дверь начальника, – сейчас заварю, пять минут, – и подошла к невысокому столику, на котором стояла вазочка с конфетами и початая пачка печенья.

Крутов сел в кресло и немного успокоился. «Черт знает, что, ну как пацан, ей-богу», – подумал он. Надо срочно взять себя в руки. Но это было решительно невозможно, поскольку молодая женщина в данный момент стояла к нему немного наклонившись спиной , расставляя чашки и раскладывая нехитрый десерт по тарелочкам на маленьком столике. Неожиданно Скворцова обернулась:

– Вам покрепче заварить?

Крутов растерялся окончательно, поскольку именно в тот момент он разглядывал то, что джентльменам рассматривать совсем уж неприлично. От неожиданности, скосив левый глаз на дверь, а правым одновременно изучая трещинки в потолке, он промямлил «пожалуй». Мария внимательно на него посмотрела и продолжила манипуляции с заваркой. Крутов представил себе, каким полудурком-маньяком он выглядел последние пять минут. Виктор Иванович вытянул ноги, достал из пачки сигарету и начал её разминать. Волнение понемногу отступило. Когда Скворцова закончила процесс приготовления чая и понесла в его сторону маленький поднос с напитком и конфетами, Крутов положил сигарету на тыльную сторону ладони левой руки и небрежно ударил по ней пальцами правой. Трюк был отработан и отшлифован за последние тридцать лет. Обычно сигарета, совершив сальто в воздухе, залетала точно в рот к всеобщему восторгу зрителей, особенно женского пола, но сегодня метательный снаряд пролетел мимо рта, мимо уха и угодил в один из пары женских сапог хозяйки кабинета, стоявших в углу под вешалкой. Благо, Мария смотрела исключительно на поднос и этого кошмара не видела.