Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер

архипелаг, другой остров – или даже ещё один континент. Инуитские сказания издавна гласили, что эта северная земля существует, а исследователи иногда заявляли, что видели на приполярных льдах следы зверей. В 1906 году, переходя через мыс Томаса Хаббарда, Роберт Пири тоже, по его словам, увидел какую-то землю, которую тут же окрестил Землёй Крокера в честь одного из своих щедрых инвесторов, банкира Джорджа Крокера из Сан-Франциско. Но описание его было крайне неточное: речь шла о призрачной полоске земли, словно это была гора Фудзи на заднем плане японской картины.

Некоторые не поверили Пири, сочтя, что россказни о северной земле – не более чем попытка сохранить лицо после провальной экспедиции. Либо он просто старается умаслить Джорджа Крокера, чтобы тот дал ему денег на следующее предприятие. Если Пири и правда лгал, стратегия эта была беспроигрышная. Он всегда сможет отказаться от своих слов, заявив, что, как и многие исследователи, пострадал от арктического миража, каким в итоге оказался и пролив Пири. Никто не помешает ему сказать, что Земля Крокера – очередная фата-моргана, мираж, часто встречающийся в полярных широтах, когда из-за разницы температур (тёплый воздух над холодным) глаз видит вдалеке горы или другие объекты, которых там на самом деле нет.

Лгал Пири или просто ошибался – нужно было выяснить, существует ли Земли Крокера на самом деле. «Опасное дело в этих широтах – сообщать о географическом открытии, не ступив ногой на новую землю», – предупреждал о коварных арктических миражах полярный исследователь Роберт Макклюр в 1850 году. Макмиллан не стремился изобличить ложь Пири – напротив. Он боготворил Пири. Если он найдёт Землю Крокера и подтвердит, что она существует, это не только защитит честь Пири, но и сделает имя самому Макмиллану. Быть может, во время путешествия он найдёт остатки древнего поселения – или даже «неизвестную человеческую расу»!

Макмиллану не терпелось пуститься в путь. До него дошли правдивые слухи, что Фройхен и Расмуссен тоже раздумывают об экспедиции к Земле Крокера. «Расмуссен вот-вот исследует весь мир!» – с тревогой писал Макмиллан Пири незадолго до отплытия. Если не датчане из Туле подтвердят существование Земли Крокера, – тревожился Макмиллан, – то эта слава достанется кому-нибудь вроде Эрнеста Шеклтона или Вильялмура Стефанссона. Нужно было торопиться!

Как это часто бывало в эпоху полярных исследований, экспедиция Макмиллана запустила соревнование – и не просто между людьми, но между странами. Американцы славили своего нового героя – воплощение американских амбиций. В XIX веке исследованием Арктики правила Великобритания – но её время прошло. «Открытие Земли Крокера станет жемчужиной в американской истории», – сказал Теодор Рузвельт в 1913 году в своей речи во время ежегодного обеда в клубе «Бун и Крокет». Его слушатели были сплошь элегантные джентльмены с роскошными усами – однако слова Рузвельта отражали настроение всего американского народа, который побаивался войны, но всё-таки желал показать свету свою удаль. В недавнем 1898 году Испано-американская война вызвала гневные дебаты, стоит ли колонизировать территории в Азии и на Карибах, а последующая Филиппино-американская война привела многих американцев в ужас: партизанские восстания, жестокое возмездие, трупы гражданских, брошенные разлагаться в высокой траве на обочине… Исследование Арктики предлагало приятный контраст: в случае успеха Макмиллана Америку ждёт безусловная победа – без крови, всенародного потрясения и каких-либо претензий.

Макмиллан, когда говорил от себя, старался не придавать соревнованию националистический аспект: он предпочитал смотреть на своё предприятие как на поиск научной истины. «Не завоёвывать мы отправляемся, но двигать науку вперёд», – сказал он в интервью Boston Sunday Herald. Но газетам была неинтересна такая точка зрения. New York Tribune, например, прямо заявляла у себя на передовице, что экспедиция Макмиллана «РЕШИТ СУДЬБУ АМЕРИКИ».

Из всех американцев, обосновавшихся в Эта, Фройхену больше всего нравился профессор Элмер Экблоу, приятный человек, который иногда навещал его в Туле. Экблоу был бывший спортсмен, а теперь преподавал в Университете Иллинойса. Он был большим патриотом всего университета, а оказавшись в Гренландии, принялся учить инуитов играть в регби. Он рисовал на снегу разметку, врубал виниловый проигрыватель на полную громкость и подбадривал игроков со скамьи. «Правила они запоминать отказывались, валились друг на друга без разбора, зато цель игры понимали неплохо», – писал он о своих инуитских учениках.

Когда Экблоу навещал Фройхена в Туле, они часто разговаривали о камнях. Эклбоу был сведущ во многих естественных науках: орнитологии, ботанике, зоологии – но основной его интерес составляла геология. Профессор души не чаял в камнях, его чаровали их тайны, он обожал чувствовать их вес в руке. Он был рад найти в Фройхене благодарного собеседника. Ходили слухи, что где-то в районе Сависсивика в земле лежал редкий метеорит. Геологи предполагали, что метеорит этот упал на Землю примерно две тысячи лет назад, и благодаря ему инуиты получили метеоритное железо для гарпунов и ножей. Экблоу хотел отыскать место падения и подарить метеорит американскому музею естественной истории, который вложился в финансирование экспедиции.

Фройхен, конечно, знал о метеорите, но не спешил рассказывать Экблоу подробности о его местонахождении. Роберт Пири уже увёз из Гренландии три редких метеорита, и, по мнению Фройхена, американцам этого было более чем достаточно. В США метеорит будет пылиться в музее – а здесь инуиты используют его для практических нужд.

Фройхен решил обсудить этот вопрос с Расмуссеном, который уже вернулся в Гренландию, хотя планировал задержаться в Дании дольше: Расмуссен решил приобрести для торгового поста два небольших судна. Он сказал Дагмар, что мигом с этим управится, но в итоге задержался надолго. (По словам Фройхена, из-за этого Расмуссен угодил в долгую «немилость» и «был прощён только в следующем году».) Итак, друзья собрались обсудить метеорит. Расмуссен поддержал Фройхена в том, что нельзя отдавать его американцам. Друзья тут же придумали, как им помешать.

Сначала они пригласили Экблоу на ужин и подали ему настоящий деликатес – ферментированный плавник моржа, одно из любимых блюд Расмуссена. Датчане уплетали за обе щеки, а Экблоу тянул время и долго гонял мясо по тарелке, прежде чем с усилием проглотить его. Когда его тарелка наконец опустела, радушные хозяева немедленно положили гостю вторую порцию зловонного зелёного мяса. «Славно, очень славно! – притворно восторгался Расмуссен, который отлично знал, что профессор слишком вежлив, чтобы отказаться. – Я вижу, что вы знаток хорошей кухни и у эскимосов едите гнилое мясо, в тропиках – фрукты, а в Париже – pâté de foie gras».

Пока сидели за столом, Фройхен изо всех сил сдерживал смех. Дело в том, что этот плавник даже по понятиям инуитов давно испортился и едва