Принцесса и воин - Гэлен Фоули

В тот солнечный день он был пуст, его паркетные полы поблескивали, а сегодня здесь собралось множество важных гостей и было шумно. Слышались голоса, звон бокалов и десертных тарелок, причем все это под четкие ритмы греческих мелодий, специально разученных оркестром ради этого торжества.

Обходя роскошные парадные комнаты главного этажа замка, он внимательно наблюдал за всем, проверял посты, на которых были расставлены его люди, чтобы убедиться, что все в полном порядке.

Пока все шло гладко.

Приемные в стиле рококо, такие неожиданные в суровом средневековом замке, были оформлены в виде сцены, изображенной на какой-то эллинской вазе, которая была веселым отступлением от классической древности.

Колонны были увиты виноградными лозами. Чтобы придать древнегреческий колорит, то тут, то там были зажжены высокие жаровни, прогонявшие осенний холодок, что было особенно приятно бедным слугам, ведь их — и мужчин и женщин — нарядили в белые тоги. Головы их украшали венки. Дюжина веселых Бахусов и юных вакханок следили за тем, чтобы вино лилось рекой.

Лакеи, ответственные за то, чтобы направлять гостей туда, где происходили различные представления, были в больших, внушающих суеверный ужас, лишенных какого бы то ни было выражения масках, выкрашенных золотой краской, как в древнегреческом театре. На них были надеты длинные тоги.

В одной из комнат Гейбриел увидел дородного принца-регента, который смеялся, наблюдая, как показывают олимпийские виды спорта. Леди Алекса, усевшаяся в первом ряду, тоже смотрела, как смазанные жиром борцы швыряют друг друга на пол на потеху собравшимся.

София блистала ярче всех. Неудивительно, что высший свет очарован ею, думал Гейбриел, продолжая свой обход и наблюдая за происходящим. Ведь это была настоящая, живая греческая принцесса, борющаяся за один из последних свободных кусочков той земли, которая породила демократические идеалы, любовно взращиваемые теперь цивилизованным миром.

А он ее так сильно расстроил. У него и в мыслях не было причинять ей боль. Он пытался по возможности осторожно сообщить ей о своих подозрениях, но не ожидал, что эта храбрая девочка окажется такой ранимой.

У него сердце сжималось при воспоминании о выражении ее лица, когда он сказал, что подозревает в предательстве одного из ее телохранителей. Уж лучше бы он держал рот на замке, пока не соберет доказательства.

Он просмотрел записи Леона, но не нашел ничего полезного. Может быть, его подозрительность чрезмерна?

Может быть, как он опасался прежде, его растущие чувства к ней мешают ему правильно судить о событиях?

В следующей комнате царила полутьма. Облако пара окружало почтенного возраста актрису, игравшую роль Дельфийского оракула. Ее плечи обвивала огромная живая змея. По желанию гостей дама предсказывала им судьбу. Гейбриел осторожно окинул взглядом аудиторию и продолжил путь. В последней комнате, через которую ему предстояло пройти, прежде чем войти в бальный зал, играли в карты. Все выигрыши должны были пойти в фонд помощи населению Кавроса.

Его люди, стоявшие на посту в этой комнате, подтвердили, что все в порядке. Гейбриел кивнул в ответ. Окинув помещение бдительным оком, он вдруг заметил, что в дальнем конце комнаты за столом, где играют в вист, собрались его высокородные кузены и друзья семьи. Там были близнецы Люсьен и Деймиен Найты, их зять Уильям, лорд Рэкфорд, а также Девлин, лорд Стратмор, муж лучшей подруги их сестры, практически член семьи.

Все они улыбнулись, заметив его, и сердечно приветствовали, когда он подошел поздороваться.

— Вот и он! Великий защитник!

— Собирается привести зиму в солнечной Греции, бедняжка! Это ли не тяжелая служба!

— Да еще придется все время находиться в компании такой очаровательной молодой женщины.

— Все это труднее, чем вы можете себе вообразить, — заверил их Гейбриел.

— Причем, несомненно, не в одном смысле, а во многих, — рассмеялся, услышав эти слова, его кузен, лорд Люсьен Найт.

Гейбриел игнорировал выпад этого шалопая. Он был благодарен своему зятю за то, что тот постарался пригласить сюда весь клан Найтов. Будучи одним из первых семейств в королевстве, они отлично вписывались в такую изысканную компанию.

— Делайте крупные ставки, джентльмены, — предложил Гейбриел. — Насколько мне известно, народу Кавроса нужны дороги, мосты и многое другое.

— Уж мы постараемся так сильно проиграться, как это позволят нам наши жены, — с манерной медлительностью произнес Люсьен.

— Только держите подальше отсюда Алека, — пробормотал Стратмор. — Ему больше нельзя играть в азартные игры.

— Не беспокойся, супруга не пустит его на порог своего будуара, если он снова хотя бы взглянет на игральные кости, — тихо промолвил Рэкфорд с лукавой полуулыбкой.

— Ну что ж, джентльмены, развлекайтесь. Желаю вам всем удачи. Я должен вернуться к своим служебным обязанностям.

— Может быть, мы приедем навестить тебя, если ты все еще будешь в Греции после Рождества, — сказал Стратмор. — Я не путешествовал целую вечность, хотя, Бог свидетель, когда-то это было моей страстью. К тому же мой дорогой «синий чулочек» говорит, что отдала бы что угодно за возможность провести целый месяц за изучением руин.

— Лучше подожди, пока там не станет спокойнее, — предупредил Гейбриел. — Возможно, в следующем году обстановка будет безопаснее.

— Может быть, ты напишешь и дашь нам знать?

— Сделаю все, что смогу, — ответил он, хотя сомневался, что будет еще жив к тому времени, когда в Кавросе станет достаточно спокойно и его наводнят толпы высокородных туристов.

— Увы, Лиззи будет разочарована, — с улыбкой сказал Стратмор. — Но я полагаю, что если все эти храмы просуществовали многие века, то они продержатся еще год-другой.

— Будем надеяться, — сказал Гейбриел и, кивнув, вернулся к своим обязанностям. Однако едва успел он выйти из игрового зала, как услышал дружный смех в другом конце широкого, переполненного людьми коридора. Оглянувшись, он увидел своего кузена, лорда Алека Найта, который спрыгнул с бутафорской колесницы, катавшей на самой малой скорости гостей по широким коридорам дворца.

Белая лошадка, тянувшая это похожее на игрушку сооружение, была украшена золотым плюмажем, и на нее были надеты шоры, чтобы не пугалась такого скопления людей.

Хохотавший Алек вернул колесницу ее законному владельцу, но актер, нанятый на роль Аполлона, с недовольным видом глядел на него из-под головного убора, изображавшего солнечные лучи.

Судя по всему, он был крайне возмущен тем, что его колесницей взялся командовать какой-то простой смертный.

Златовласый Алек, который, несомненно, гораздо больше подходил на роль бога солнца, сунул ему пятифунтовую купюру в порядке компенсации.

— Возвращаю твой фаэтон, старина, в полном порядке. Извини, но во всем виноваты три грации, которым захотелось прокатиться, а ты, по их мнению, слишком медленно ездишь! — Как всегда, выпутавшись с помощью хорошо подвешенного языка из очередной проблемы, Алек направился к женам близнецов, Элис и Миранде, чтобы помочь им сойти с запяток колесницы.