Фидель Кастро - Максим Макарычев

26–го числа каждого месяца (в честь даты нападения на казармы Монкада. – М. М.) мы отмечаем празднества, каждое 27–е число – день скорби, поминовения погибших, размышлений и воспоминаний на эту тему. В день скорби, разумеется, отменяется всякий отдых и развлечения. Дни занятий охватывают с понедельника до полудня субботы. Ребята просто молодцы! Это настоящая элита, потому что они прошли через тысячи испытаний. Те, кто научился владеть оружием, теперь учатся овладевать книгами для великих боев, которые нам предстоят в будущем. Дисциплина у нас спартанская, жизнь спартанская, воспитание спартанское – все у нас спартанское. А вера и несокрушимая твердость таковы, что можно также повторить: «Со щитом или на щите!»»[122]

Приведенный отрывок свидетельствует, что Кастро находился отнюдь не на каторге, он и его товарищи получали регулярное питание, а главное, посвятили почти все свободное время политической и идейной подготовке. Тюрьма на острове Пинос стала для них не просто школой выживания, а настоящим «университетом за колючей проволокой».

Фидель в «Образцовой тюрьме» коротал дни не только за чтением Маркса и Ленина. Родители передали ему много книг из его личной библиотеки, в том числе и художественной литературы. Настольным для Фиделя Кастро стал четырехтомник произведений Хосе Марти.

В одном из писем на волю в декабре 1953 года он сообщал, что читает книги запоем, получая огромное удовольствие от классики: «В последние дни я прочитал несколько книг, представляющих интерес: „Ярмарка тщеславия“ Уильяма Теккерея, „Дворянское гнездо“ Ивана Тургенева, „Жизнь Луиса Карлоса Престеса“ Жоржи Амаду, „Тайна советской крепости“ архиепископа Кентерберийского, „Беглецы любви“ Эрика Найта, „Как закалялась сталь“ Николая Островского (современный русский роман, волнующая автобиография автора–юноши, который принял участие в революции), „Цитадель“ А. Кронина. Кроме того, я углубленно изучаю „Капитал“ Карла Маркса (пять огромных томов по экономике, исследованной и изложенной с самой строгой научностью)»[123].

О «Капитале» речь особая. Фидель, с присущим ему чувством юмора, впоследствии не стеснялся признаваться, что, при всей его любви к Марксу, «Капитал» он закончил читать на 370–й странице. Дальше не осилил.

Люди, которые по просьбе Фиделя присылали ему в тюрьму книги, удивлялись, как быстро поступает от него заказ на новые тома. Став руководителем страны, он говорил, что когда не имел возможности по нескольку дней взять в руки книгу из–за важности государственных дел, после наверстывал упущенное, устраивая так называемые «библиотечные дни», когда никто уже не мог ему помешать.

В феврале 1954 года тюрьму на острове Пинос посетил Фульхенсио Батиста, пожелавший посмотреть в «потухшие глаза фиделистов» и ожидавший, что они попросят о пощаде. Формально он прибыл на открытие электростанции на острове. Когда Батиста вышел из здания электростанции, находившегося рядом с тюрьмой, монкадисты дружно запели сочиненный ими гимн «26 июля», в котором были слова о «ненасытных тиранах, погрузивших Кубу в пучину зла». Они продолжали петь гимн, несмотря на то, что усмирять их пришел самый жестокий надзиратель, убийца по прозвищу Пистолетик.

Батиста был в ярости. Тюремные власти посадили Кастро в карцер, куда через решетку, прикрытую занавеской, каждый раз, когда шел дождь, попадала вода. Фидель без света не мог читать книги и на ночь, чтобы они не промокли, убирал их в чемодан, который бережно прикрывал одеялом. Его кровать и простыня были насквозь мокрыми, и засыпать ему приходилось, дрожа от холода. В карцере он прожил 40 дней, но жалел лишь о том, что за это время упустил столько времени, которое мог потратить на чтение книг. Потом он написал близким: «У меня теперь есть свет. Сорок дней я жил без него, и теперь я понял, что это такое. Я его никогда не забуду, как и всегда буду помнить унижающее действие темноты … От негодования сердце мое обливалось кровью и глаза горели. Из всех проявлений человеческого варварства я менее всего понимаю бессмысленную жестокость»[124].

«Он самый читающий из известных мне политических деятелей. Главной материальной ценностью в жизни считает книгу, – рассказывал мне Николай Леонов. – Книги он читает бесконечно много. Когда я был в его скромном доме в Гаване, то ничего кроме книг и гимнастических снарядов не увидел. В свое время советское правительство подарило Фиделю роскошный по тем временам автомобиль „ЗИС“, „чле–новоз“, как их тогда называли в народе. Первое, что сделал Фидель на Кубе, – установил в машине на заднем сиденье освещение, чтобы читать во время поездок. Врачи пришли в ужас. Этого нельзя делать, говорили они ему. Вибрация в машине неизбежно скажется на зрении. С трудом уговорили его отказаться от этой затеи. Фидель все время что–то читает. Это у него еще со времен заключения в тюрьме и партизанской борьбы в горах Сьерра–Маэстра. Этим, в частности, объясняется его прекрасная натренированная память».

В тюрьме, помимо чтения и преподавания, Фидель постигал азы кулинарного искусства. В молодости он любил вкусно поесть. Несмотря на вяло тянувшиеся дни в заключении, с помощью щедрых друзей и собственной выдумки и сноровки ему даже в то время иногда удавалось устраивать себе роскошные пиршества.

«Так как я повар, то время от времени развлекаюсь приготовлением то одного, то другого блюда, – писал он родным. – Недавно брат прислал мне с востока кусочек окорока, и я приготовил из него бифштекс с желе из гуайявы. Но это ерунда. Сегодня ребята прислали мне банку ананасовых долек в сиропе. Поверь мне, я просто мысленно притягиваю вещи. Завтра я буду есть окорок с ананасами. Еще время от времени я готовлю спагетти по разным рецептам – все моего собственного изобретения. Или сырную тортилью. Ах, как это вкусно! И мой репертуар этим не исчерпывается»[125].

Говорят, что макаронные изделия – это «кулинарная» любовь всей жизни Фиделя. Противники часто упрекали Кастро в том, что традиционной кубинской кухне, куда, например, входят рис с черной фасолью, тапиока с подливкой, жареные бананы и молочный поросенок, он предпочитает «худшие итальянские образцы» – спагетти, рожки, пиццу. Когда ныне покойного писателя Карлоса Франки, в прошлом соратника Кастро (но не «друга», как уточняет сам Фидель), а позднее его противника и диссидента, спросили, что он думает о том, что Кастро превратил Кубу в гигантскую пиццерию, тот заявил, что Куба стала «спагетницей Фиделя». Дескать, он «наводнил» страну небольшими пиццериями. Но в итоге эти самые мини–пиццерии сыграли важную роль во время дефицита продуктов в начале 1990–х. В одном из интервью Франки заметил: «Фидель не из тех, кто стоит на месте. Он все время в движении, никогда не останавливается. Если он говорит, то он говорит стоя. Он отдыхает, только когда спит или ест – поэтому он так любит еду, она для него символизирует отдых»[126].