Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау - Марек Краевский

Так что добывание данных об Эркине с последующим его арестом стало той точкой, где схожие до сей поры намерения Мока и Анвальдта разошлись. Мысли криминальдиректора повернули в сторону шефа бреславльского отделения абвера Райнера фон Гарденбурга, а надежды Анвальдта сосредоточились вокруг доктора Георга Мааса.

Помня о полученном утром предостережении, что одна из телефонисток является любовницей Дитмара Фёбе, заместителя Крауса, Мок вышел из здания полиции и по Швайдницер-штадтграбен дошел до универмага Вертхайма. Задыхаясь от жары в застекленной телефонной будке, он набрал номер фон Гарденбурга.

Анвальдт же в это время кружил по зданию полицайпрезидиума в попытках отыскать шефа. Потеряв терпение, он решил действовать на свой страх и риск. Он заглянул в комнату криминальассистентов. Курт Смолор мгновенно понял, что Анвальдт хочет вызвать его, и вышел в коридор.

— Смолор, возьмите еще одного человека и пойдемте к Маасу. Возможно, мы и его посадим в зубоврачебное кресло.

И Мок и Анвальдт одновременно почувствовали, что жара стала прямо-таки тропической.

Бреслау, того же 16 июля 1934 года, пять вечера

В квартире Мааса царил неописуемый беспорядок. Анвальдт и Смолор, утомленные поспешным обыском, сидели в гостиной и тяжело дышали. Смолор чуть ли не ежеминутно подходил к окну и поглядывал на пьянчужку, который привалился к стене дома и осматривался вокруг на удивление трезвым взглядом. Маас не появлялся.

Анвальдт не отрывал глаз от листка бумаги для «ундервуда» со сделанной от руки записью. Это было что-то вроде незавершенного наброска отчета, два отдельных фрагмента. В верхней части было написано: «Ганна Шлоссарчик, Равич. Мать?» Несколько ниже: «Расследование в Равиче. Детективному бюро „Адольф Ендерко“ выдано сто марок». Анвальдт уже не обращал внимания ни на жару, ни на звуки пианино, доносящиеся из верхней квартиры, ни на липнущую к телу рубашку; он даже забыл о боли в челюсти после удаления корня. Он сверлил взглядом бумагу и отчаянно пытался вспомнить, где совершенно недавно ему довелось слышать фамилию Шлоссарчик. Анвальдт взглянул на Смолора, который нервно переворачивал чистые листы бумаги, лежащие на круглом блюде для пирожных, и вдруг воскликнул, подобно Архимеду: «Эврика!» Его осенило: эту фамилию он видел в списках прислуги дома фон дер Мальтенов. И он с облегчением вздохнул: Ганна Шлоссарчик в отличие от Эркина не будет окутана непроницаемой тайной. Он пробормотал:

— В бюро «Адольф Ендерко» я получу все сведения.

— Вы мне? — обернулся, оторвавшись от окна, Смолор.

— Нет, нет, просто я рассуждаю вслух.

Смолор подошел к Анвальдту и заглянул через плечо. Он внимательно прочел запись Мааса и рассмеялся.

— Что вы смеетесь?

— Смешная фамилия — Шлоссарчик.

— А где находится этот город Равич?

— В Польше, в пятидесяти километрах от Бреслау, почти у самой границы.

Анвальдт подтянул спущенный узел галстука, надел шляпу и с отвращением глянул на свои запылившиеся ботинки.

— Смолор, вы и ваш псевдопьяница будете, сменяя друг друга, сидеть в квартире Мааса, пока он не соблаговолит явиться. Когда же он явится, задержите его и оповестите Мока либо меня.

Анвальдт закрыл за собой дверь, но тут же вернулся и поинтересовался у Смолора:

— Скажите, а почему вас так рассмешила фамилия Шлоссарчик?

Смолор смущенно улыбнулся:

— Понимаете, у меня сразу всплыло слово «шлоссер» — «слесарь». Представьте себе: женщина по фамилии Слесарь. Ха-ха-ха… слесарь без ключа или отмычки… ха-ха-ха…

Бреслау, того же 16 июля 1934 года, шесть вечера

В парке Тайхекер за Центральным вокзалом в эту пору дня жизнь била ключом. В тени его деревьев искали прохлады пассажиры, у которых в Бреслау была пересадка, служащие дирекции железных дорог, сверхурочно работающие перед долгожданным отпуском в Цоппоте или Штральзунде, шумели дети возле ларьков с мороженым, на скамейках, толкая друг друга мощными крупами, вплотную сидели служанки, полулежали легкие больные из ближней больницы Бетхесда, отцы семейств, освеженные после посещения душевого павильона или прохладной читальни на Тайхекерштрассе, дымили дешевыми сигарами и провожали ленивыми взглядами фланирующих проституток. У церкви Спасителя безногий ветеран играл на кларнете. Увидев двух прогуливающихся мужчин средних лет в прекрасно сшитых костюмах, он заиграл какую-то опереточную мелодийку, надеясь на усиленное подаяние, однако они равнодушно прошли мимо. Он лишь услышал фразу, произнесенную довольно высоким уверенным голосом:

— Хорошо, господин криминальдиректор, мы проверим этого Эркина.

Ветеран поправил плакатик с надписью «Отомстим за Верден» и перестал играть. Мужчины уселись на скамейку, с которой только что встали два подростка. Несколько секунд они разглядывали удаляющихся мальчишек в коричневых рубашках, с саперными лопатками на ремне, а затем продолжили разговор. Нищий музыкант напряг слух. Фальцет чрезвычайно элегантного высокого господина переплетался с басистым рокотом его коренастого собеседника в костюме из светлого коверкота. Гениальный слух ветерана легко выделял пробивающиеся сквозь уличный шум реплики, произнесенные высоким голосом, баритонально-басистые же терялись среди стука колес конных экипажей, грохота автомобилей и скрежета трамваев на углу Садоваштрассе и Борауэрштрассе.

— Если вы этого желаете, я узнаю, говорит ли наш разыскиваемый на… каком? Ага, ясно… На курдском.

— Дорогой господин криминальдиректор, еще наш незабвенный кайзер Вильгельм называл Турцию «своим восточным другом».

— …

— Да. Да. Военные контакты были всегда чрезвычайно интенсивными. Представьте себе, мой отец был членом военной миссии генерала фон дер Гольца, который помогал, кажется, в восьмидесятых годах создать современную турецкую армию. Вслед за ним в Турцию триумфально вступил Дойче Банк, построивший новый участок Багдадской железной дороги.

— …

— Мы, немцы, и сейчас помним, что в тысяча девятьсот четырнадцатом году духовный глава мусульман объявил «священную войну» против наших врагов. Так что ничего странного, что высшие турецкие офицеры обучаются у нас. Я сам был знаком с такими, когда перед войной жил в Берлине.

— …

— Можете не сомневаться. Не знаю когда, но я подам вам на блюде этого Эркина.

— …

— Не за что, господин криминальдиректор. Я надеюсь, что при необходимости вы мне ответите тем же.

— …

— До встречи в известном нам приятном местечке.

Мужчины пожимали друг другу руки, и ветеран утратил к ним интерес. Он увидел, что приближается компания подвыпивших подростков с резиновыми дубинками, и тотчас заиграл «Хорста Весселя», однако безрезультатно: в пробитую французскими пулями военную фуражку не упало ни единого пфеннига.