Соперница королевы - Виктория Холт

Дарем-хаус привлекал меня еще и потому, что раньше здесь жил Роберт. Теперь он перебрался в куда более роскошный Лестер-хаус, протянувшийся вдоль реки. До Лестер-хауса было рукой подать, поскольку оба дома стояли на Стрэнде. Это позволяло надеяться, что я смогу встретить Роберта вдали от орлиного ока королевы.

Дочери были в восторге от открывшейся перед ними перспективы, ведь они недавно сами приобщились к придворной жизни. Без малейших сожалений они покинули лишенное всяческих удобств родовое гнездо и отправились со мной в Лондон.

Мы довольно часто встречались с Робертом на протяжении последующих месяцев. После наступления темноты ему было легко взять лодку и, переодевшись в одежду одного из своих слуг, подплыть прямо к нашему дому. Но от частых встреч наша страсть не угасла, а наоборот, разгоралась все сильнее. Роберт постоянно говорил о нашем браке, словно Уолтера не существовало. Он вздыхал о нашем будущем доме, где мы будем жить с моими детьми, которых он уже успел полюбить, и с детьми, которые родятся у нас.

Мы вдвоем мечтали об этом. В моменты просветления я понимала, что это невозможно, но он так убедительно и часто говорил о нашем браке, что я сама начала в это верить.

Филипп Сидни часто навещал нас, и мы были рады ему. Я продолжала подумывать о том, что он прекрасная пара для Пенелопы. К нам захаживал и сэр Фрэнсис Уолсингем. Один из самых влиятельных министров Елизаветы, он невероятно искушенный в искусстве дипломатии, мало понимал в искусстве лести, поэтому, несмотря на то что королева высоко ценила его, он не входил в число ее фаворитов. У него были две дочери — красавица Франческа, на несколько лет старше Пенелопы, и невзрачная по сравнению с сестрой Мэри.

Это были восхитительные, незабываемые дни. Я много времени проводила при дворе, но, улучив момент, ускользала из дворца к детям. Я наслаждалась лондонской жизнью и чувствовала себя заметной фигурой на сцене светской жизни. Все, кто приходил в гости к нам в дом, были из окружения королевы.

Мы с Робертом совсем потеряли голову, и неизбежное случилось. Я забеременела.

Когда я сказала об этом Роберту, его реакция была неоднозначна.

— Как жаль, что мы не женаты, — вздохнул он. — Я очень хочу, чтобы ты родила мне сына, Леттис.

— Знаю, ну и что дальше?

Я была в отчаянии, представляя, как меня выпроводят в провинцию, а ребенка придется тайно отдать кому-нибудь на воспитание. О нет! Только не это!

Роберт утешал меня, обещая, что найдет выход.

— Какой выход? Уолтер может вернуться в любое время. Я же не могу сказать, что это его ребенок. А когда королева узнает, то беды не миновать.

— Не миновать, — вздохнул Роберт. — Поэтому королева и не должна ничего знать.

— Да, думаю, вряд ли она обрадуется, узнав, кто отец ребенка. Что тогда будет, а?

— Не дай Бог. Надеюсь, она никогда не узнает, — прошептал Роберт. — О Господи, ну почему…

— Что почему? Жалеешь, что связался со мной?

— Нет, об этом я не жалею. Я хотел сказать — ну почему у нас на пути Эссекс. Если бы не он, я бы уже завтра женился на тебе.

— Легко обещать то, что ты не можешь осуществить. Если бы я была свободна, тогда бы я на тебя посмотрела.

Он схватил меня в объятия.

— Я докажу тебе, Леттис! — горячо зашептал он. — Докажу!

Лицо при этом у него было торжественно суровое, как у воина, дающего клятву.

— Одно я знаю точно, Леттис. Ты создана для меня, а я для тебя. Это ты понимаешь?

— Пару раз у меня мелькнула такая мысль.

— Не шути, Леттис, я серьезно. Я решился, несмотря на то что у тебя есть Эссекс, а у меня королева, мы поженимся, и у нас будут дети. Обещаю тебе. Обещаю тебе.

— Перспектива ослепительная. Но пока у меня есть муж, а я беременна от тебя. Когда он вернется, — а судя по тому безобразию, что он устроил в Ирландии, он должен вернуться очень скоро, — мы с тобой по уши в неприятностях, мой милый.

— Я что-нибудь придумаю.

— Мой дорогой, ты не знаешь Уотлтера Девере. Может, он и неудачник, но в вопросах чести он сам дьявол. Скорее всего, он не убьет тебя, опасаясь, что королева возненавидит его за это, но шум поднимет такой, что грандиозного скандала не миновать.

— Тогда остается одно, — печально сказал Роберт. — Мне трудно говорить об этом, но, увы, нужно избавиться от ребенка.

— Нет! — вскрикнула я в отчаянии.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Это наш ребенок. Возможно, даже сын, о котором я всегда мечтал… но время еще не пришло. У нас еще будут дети… когда все обустроится.

— Так значит…

— Я поговорю с доктором Джулио.

Как я ни протестовала, он убедил меня, что другого выхода нет. Если ребенок родится, то держать это в тайне не получится и уж королева позаботится, чтобы мы с Робертом больше никогда не увиделись.

Я была подавлена. Конечно, я была светской женщиной, эгоистичной и абсолютно аморальной, но я любила своих детей. И уж если так любила детей от Уолтера, то представляю, как обожала бы детей от Роберта.

Но, к несчастью, он был прав. Роберт не переставал заверять меня, что следующая беременность будет радостным ожиданием наследника в нашем доме.

Доктор Джулио был, конечно, мастер на все руки, но аборт дело опасное. Он дал мне какое-то снадобье, и вскоре я почувствовала себя плохо.

К сожалению, очень трудно утаить природу болезни от слуг. Встречаясь с Робертом, мы не всегда были предельно осторожны, поэтому я полагаю, что половина прислуги в моем доме знала, что человек, приходящий по ночам с черного входа, не кто иной, как Роберт Дадли. Правда, болтать об этом они не смели, опасаясь не столько гнева самого графа Лестера, сколько гнева королевы, готового обрушиться на любого, посмевшего клеветать на ее любимца, даже если клевета вдруг окажется правдой.

Но все равно слухи ходили. Однажды мне было так плохо, что Роберт открыто пришел проведать меня, и это так меня обрадовало, что я начала поправляться. Он действительно любил меня, дело было не только в необычайном физическом наслаждении, которое я ему дарила. Он был нежен. Он стоял на коленях у изголовья кровати и умолял меня выздороветь. Он был твердо уверен в том, что мы поженимся.

* * *

А потом вернулся Уолтер. Он потерпел неудачу в Ирландии, и королева была недовольна. Он заметно постарел и очень устал. Я была еще слаба, и его забота смущала мою нечистую совесть. Он так беспокоился обо мне, что было невыносимо стыдно за свою измену получать от него бесконечную нежность и доброту. Я сказала ему, что у меня была лихорадка и что я уже выздоравливаю. И он даже не усомнился в моих словах! Но я все сравнивала его с несравненным Робертом Дадли.

Приходилось признать, что я устала от Уолтера и не испытывала ничего, кроме раздражения от его приезда, — ведь теперь нам с Робертом будет гораздо труднее встречаться. Если это вообще будет возможно. В любом случае, после того что мне пришлось пережить, придется быть осторожнее. Я все еще оплакивала своего неродившегося ребенка. Мне снился маленький мальчик, очень похожий на Роберта. Он грустно смотрел на меня, как будто обвиняя меня в том, что я лишила его жизни.