Пройти по Краю Мира - Эми Тан

«Повернись, повернись, повернись»? — однажды спросила она Рут. — Потому что еще кому-то она нравится?

В другой раз мать принюхалась и сказала:

— Почему пахнуть сигарета?

А Рут как раз написала о том, как она с друзьями ездила в Хейт-Эшбери и встретила там в парке каких-то хиппи, которые предложили им закурить.

Рут в глубине души развеселилась оттого, что мать под куревом имела в виду сигареты, а не травку, которую они на самом деле курили. После этих вопросов >

Рут стала прятать дневник в шкафу, под матрасами, за ящиком комода. Но мать всегда его находила, об этом можно было судить по тому, что именно она запрещала дочери: «Больше не ходить на пляж после школы», «Больше не дружить с этой Лиза», «Что ты так бегать за мальчики?»

Если Рут напрямую обвиняла мать в том, что та читает ее дневник, то Лу Лин отвечала уклончиво, ни в чем не признаваясь и в то же время утверждая, что «у дочери не должно быть секреты от мать».

Рут не хотела подвергать цензуре свои записи, поэтому она писала на комбинации «поросячей латыни»[15], испанского и сложных слов с большим количеством слогов, которые ее мать понять не могла. «Акватические мероприятия кремнеземной разновидности», — так она обозначала пляж на Лэндз Энд.

Теперь Рут удивлялась, как мать не видела, что ее требование ничего от нее не скрывать только сильнее отдаляло дочь? Хотя, возможно, она и понимала это и, в свою очередь, скрывала от Рут то, что касалось ее самой. То, что было настолько страшным, что она не могла об этом говорить. Они не доверяли друг другу. Вот так, в недомолвках и незначительных секретах, и зародились обман и предательство.

Рут вспомнила, где спрятала дневник в последний раз. За все эти годы она уже успела об этом забыть. Она пошла на кухню и забралась на стол с куда меньшей легкостью, чем когда ей было шестнадцать. Ощупывая верхние шкафчики, она нашла дневник, украшенный сердечками. Некоторые сердечки на обложке были закрашены лаком для ногтей, чтобы скрыть имена мальчиков, в которых Рут была влюблена. Спустившись на пол со своей находкой, она стерла пыль с красно-золотой обложки и оперлась о столешницу.

Держа дневник, она почувствовала, как ослабли руки и ноги и куда-то делась уверенность в себе. Можно было подумать, что в этом дневнике содержались точные предсказания будущего, всего, что ждет ее в жизни. Ей снова было шестнадцать лет. Она расстегнула замок и прочитала то, что было написано на оборотной стороне обложки огромными двухдюймовыми буквами.

СТОП!!!

ЭТО ЛИЧНОЕ!!! ЕСЛИ ТЫ ЭТО ЧИТАШЬ, ТО ТЫ НАРУШАШЬ ЗАКОН!!! ДА!!! Я ИМЕЮ В ВИДУ ИМЕННО ТЕБЯ!!!

Но ее мать прочла это, и еще то, что было написано на предпоследней странице дневника. И приняла эти слова так близко к сердцу, что это чуть не убило их обеих.

За неделю до того, как Рут написала роковые слова, они с матерью достигли небывалых вершин в истязании друг друга. Они были как два путника, ставшие жертвами страшной бури, измученные болью и винившие друг друга в буйстве стихий. Накануне их самой сильной ссоры Рут курила в спальне, высунувшись в окно. Дверь была закрыта, и как только она услышала шаги матери, тут же выбросила сигарету в окно, прыгнула на кровать и сделала вид, что читает. Лу Лин, как обычно, вошла без стука, а когда Рут подняла на нее невинный взгляд, сразу принялась кричать:

— Ты курить!

— Нет, не курила!

— Все еще курить, — заявила Лу Лин и решительным шагом подошла к окну. Сигарета упала на отлив снаружи окна и выдала свое местонахождение тянущейся вверх струйкой дыма.

— Я американка! — закричала Рут. — У меня есть право на личное пространство и на стремление к своему счастью, а не ублажение тебя!

— Не право! Все неправильно!

— Оставь меня в покое!

— Зачем у меня такая дочь, как ты?! Зачем я жить? Зачем не умереть давно? — Лу Лин всхлипывала и пыхтела, а Рут казалось, что она похожа на бешеную собаку. — Ты хочешь я умереть?

Рут трясло, но она постаралась как можно безразличнее пожать плечами:

— Да мне все равно!

Мать несколько раз открыла рот, пытаясь сделать вдох, и вышла из комнаты. Рут встала и с треском захлопнула дверь.

Позже, всхлипывая из-за праведного гнева, она стала писать в дневнике, прекрасно зная, что мать прочтет эти слова: «Я ее ненавижу! Она — худшая мать, которая может быть у человека. Она меня не любит. Она меня не слушает. Она совсем меня не понимает! Она только и делает, что придирается ко мне, злится и заставляет меня чувствовать себя ничтожеством.

Рут знала, что писать этого не стоило и что это было рискованно. Когда дело было сделано, оно показалось ей злым и недостойным. Постепенно гнев сменился чувством вины, и она с напускной храбростью отбросила дневник прочь. То, что она написала позже, было еще хуже. Эти страшные слова потом, но слишком поздно, были вычеркнуты. Теперь Рут смотрела на строки, густо зачеркнутые чернилами, и вспоминала, что именно там было и что прочитала ее мать: «Ты все время говоришь, что покончишь с собой, так почему ты все никак этого не сделаешь? Какая жалость! Сделай же это, сделай, сделай! Давай, убей себя! Драгоценная Тетушка хочет, чтобы ты это сделала, и я тоже этого хочу!»

Тогда она была потрясена тем, что смогла написать такое и что в ней есть эти страшные чувства. Даже сейчас, вспомнив об этом, она с трудом справлялась с шоком. Она плакала, пока это писала, потому что ее переполняли злость, страх и странная свобода признаться себе в том, что она хотела причинить матери ту же боль, которую та причиняла ей самой. А потом она спрятала дневник в дальний угол ящика с нижним бельем, в то место, где найти его достаточно просто. Она уложила тетрадь так, чтобы ее обложку было видно из-под розовых в цветочек трусиков, — так Рут сможет узнать наверняка, копалась ли мать в ее вещах.

На следующий день Рут не торопилась домой из школы. Она решила прогуляться по пляжу, после зашла в аптеку посмотреть на косметику, потом позвонила Вэнди из телефона-автомата. К тому времени как она вернется домой, мать уже наверняка все прочитает. Она ждала огромного скандала, лишения ужина, криков, угроз и воплей о том, что Рут хочет ее смерти, чтобы переехать жить к тетушке Гал. Лу Лин непременно