В тайном государстве - Роберт Маккрам

предположил Стрейндж.

— Да-а… Колдун какой-то. Словно собственный некролог читаешь. А он еще сыпал подробностями, вроде: затем вы отправились в Нью-Йорк и взяли интервью у X, Y и Z. — Последнюю букву Селзер произнес на американский лад.

— Чего же он хотел от вас?

— Сказал, что пишет статью о моей карьере для какого-то журнала, — Селзер сделал паузу. — Подумать только, он сказал — фотограф придет через неделю! Статьи я так и не увидел. Наверно, ваш друг чокнутый. У меня таких было навалом.

— Вас удивит, если я скажу, что Листер занимался борьбой с терроризмом.

Селзер дернулся.

— Эй! Нечего из меня дурака строить! Сами-то вы кто?

— Уже вам сказал. Фрэнк Стрейндж. Из службы безопасности.

— С какой стати? — голос Селзера слегка заплетался. — Упаси бог!

Стрейндж достал свой просроченный пропуск. Селзер взглянул с любопытством и спросил:

— Знаете парня по имени Корнелиус?

— А кто он такой?

— Откуда мне знать, черт возьми! Просто он назвался Корнелиусом.

— На кого он похож?

— Здоровый такой блондин, во рту полно золота. Голландец. Знаете его?

— Скорей всего он работает в другом отделе, — сказал Стрейндж осторожно.

Селзер, казалось, позабыл о своем вопросе.

— И чего я с тобой говорю? — спросил он себя задумчиво.

Но Стрейндж оставил фразу без внимания, его занимал Листер.

— Сколько раз вы разговаривали с Листером?

— Не один. Уж эти встречи! Он трещал как пулемет. Встреч было две, а казалось, гораздо больше!

— Отчего?

— Ну, в первый раз, как я говорил, он появился, чтобы узнать обо мне абсолютно все. Просмотрел вырезки, проглядел телевыступления. И задавал вопросы. Вечно вопросы, только вопросы.

— Какие именно?

— Дерьмо. Не помню. Да все подряд. Был ли я женат? Кто мои друзья? Каковы мои политические взгляды? Путешествовал ли я? С кем? Он не церемонился. Хотел знать, сколько я зарабатываю, играю ли на бирже. — Селзер рассмеялся. — Я посоветовал ему обратиться к моему адвокату, — Селзер запнулся, — про меня он тоже дерьма поднабрал.

— Какого?

— Например, я как-то собирался стать страховщиком у Ллойда. Тут мы с Листером едва не подрались. Дошлый был парень, все знал.

— Потом он заходил еще раз?

— Да-а.

— А зачем?

— На сей раз он бил в одну точку. Заявил, что провел кое-какие изыскания, и очень интересовался интервью с Фентоном.

— О чем это?

— Ты становишься вроде него. — Селзер обвиняюще ткнул в Стрейнджа закруткой, но потом смягчился. — Интервью с Фентоном вызвало у вас настоящий скандал.

— Извините, я не смотрю телевизор.

— Счастливец. Стоит только подумать… — Селзер запнулся и перешел на другую тему. — Ладно. Я брал интервью у известных людей. — Он взмахнул рукой. — У знаменитостей, богачей, красавиц. Беря интервью у известных, сам становишься известным. Ничего себе слава, наверно, думаешь ты, — Селзер оживился. — Эй, хочешь посмотреть запись, где я расспрашиваю архиепископа. Жаль, забыл о чем, может, о святой троице. — Селзер хихикнул. — Сущий вздор.

— Благодарю, не надо, — ответил Стрейндж с отвращением.

— Ладно. Мне все сходило с рук потому, что я орудовал верными фактами. Я вел себя грубо, нахально, вульгарно, но всегда был прав. Боже мой, знал бы ты, сколько усилий затрачивается на некоторые телеинтервью!

— Да, — согласился Стрейндж, — это, наверно, необыкновенно трудно.

— Ладно, — Селзер словно оправдывался, — все это просто шоу-бизнес, а я родился для него, не так ли? Пусть даже я и посещал Оксфорд. Работал для постоянных телепрограмм Независимого телевидения. Выступал как политический комментатор. Все звезды на одно лицо — глупые, как гуси, тщеславные и часто ленивые. Хотели одного — покривляться в косметике перед камерой. Я скоро устал, даже когда показывал, что они представляют собой на самом деле. Затем меня переключили на людей, занимающих высокие посты — епископов, судей, членов парламента, правительственных чиновников, крупных предпринимателей, полицейских генералов. Если до них удавалось добраться. Бог знает, до чего тщеславными и глупыми оказалось большинство из них, но, по крайней мере, у них имелись идеи, пусть даже почерпнутые из только что прочитанных книг. Во всяком случае, в те дни я играл честно, неплохо справлялся с работой и со всем остальным. — Селзер пососал самокрутку и уставился не мигая в огонь. Потом заговорил снова.

— А дальше дела стали идти все хуже и хуже, вернее, в стране все пошло кувырком. Тебе, Фрэнк, не надо разжевывать, дальше еще хуже будет. Мне-то еще повезло, я пошел ко дну до начала конца. Но и тогда уже было плохо. Политика становилась все более порочной, порой скатывалась к чистой уголовщине, денег не хватало, а люди превращались в трусов. Но дальше будет еще хуже. Чем занимаюсь я? Наблюдаю за происходящим. Это теперь называется — «Интервью Селзера». Неделю за неделей я беру интервью у людей, управляющих этой проклятой страной и делающих вид, что все идет отлично. Со временем становится невмоготу, и я начинаю говорить, что это далеко не так. Или выявляю язву и подвожу к мысли, что мириться с ней нельзя. Дело как раз по мне. Я приобретаю репутацию разгневанного левака. И ничего. Повсюду мне подражают, но ведь я — на экране, а в жизни нужно действовать или подыхать. Поэтому теперь я действительно ненавижу британское общество, а зрители его любят. Из любви я извлекаю деньги, кучу денег, но я-то на телевидении и мы подсовываем им суррогаты. Итак, я кончил тем, что брал интервью у интеллектуалов, политиков, умных банкиров, а они, вернее большинство из них, дрались из-за меня за честь продать свои автобиографии. А я проделывал с ними то же, что и со звездами варьете и дрессировщиками в начале своей карьеры. Я подлаживался к ним и мешал с общим дерьмом. Мешал с банальными фактами. Я — непревзойденный телеанархист, хамелеон, меняющий свой цвет. Пятьдесят тысяч фунтов в год — такова ставка самого высокооплачиваемого, пользующегося успехом великого марксистского инквизитора. Ты не веришь? И тут я влип в интервью с Фентоном. — Селзер сделал глубокую затяжку.

— Ну и что?

— Знаешь, кто такой Фентон?

— Лейборист, член парламента.

— Лейборист? Троцкист. Называет себя левым, сторонником «Трибюн», но ярлыки ничего не значат. Он из тех парламентариев, что живут в коммунальных квартирах, ездят на дерьмовых автомобилях и пишут на клозетной бумаге. Понял?

Стрейндж кивнул.

— Ну, я пригласил его для передачи. Приглашение он принял. Чертовски удачный ход. Он никогда раньше не был в телестудии. По его понятиям, это — коварный трюк капиталистов, чтобы сбить массы с революционной тропы. Возможно, он был прав, но прийти пообещал потому, что я «экстремист» и не похож на остальных. Понимаешь?

Стрейндж кивнул головой.

— Но подлинная причина приглашения заключалась в том, что