Тайна перстня Венеры - Ольга Тарасевич

Идти на каблуках по пляжу – та еще пытка, каждая песчинка норовит ввинтиться в ступни. Но сбрасывать обувь ночью нельзя – под покровом темноты берег обожают исследовать морские ежи, и выковыривать из пяток их иглы – удовольствие ниже среднего.

Хоть и медленно, но уже почти добралась. Думаю, еще один ряд зонтиков впереди – и можно доставать мобильник, и Лене будет казаться, что волны совсем рядом, очень близко.

Не знаю, почему я замедлила шаг.

Не понимаю, как не налетела на них, переплетенных, растерзанных страстью.

Сначала меня притормозила интуиция. И вот уже различаю в полумраке, слегка сбрызнутом лунным светом, белый шезлонг, светлые волосы Саши, закрытые от удовольствия глаза, его мускулистые руки, сжимающие статуэтку изящного женского тела. В его объятиях, на его коленях мерно покачивается не Таня – у той длинные волосы, а я различаю темненькое каре, растрепанное ветром и Сашиными пальцами. Сладкие волны удовольствия выгибают женщину, она со стоном откидывает назад голову, и…

Вне всяких сомнений, конечно, это она.

Вероника! Вероника Яковлева, симпатичная жена Андрея. Все-таки своего добилась, стервозина с умопомрачительными персидскими глазами!

А Саша! Это уже вообще за гранью добра и зла…

Ну мужики, ну народ! Жена едва дуба не дала, чуть мозги по горам не разбрызгала, я до сих пор беспокоюсь, не зайдут ли у нее шарики за ролики от такого опасного падения, – а он с другой женщиной через пару часов трахается! И никаких тебе ни волнений, ни переживаний. Только отличная эрекция!

Блин, чем больше узнаю людей, тем больше люблю собак!

А еще…

Мысли заканчиваются внезапно.

Есть только чьи-то крепкие руки, неслышно выскользнувшие из темноты. Они бесцеремонно зажимают мне рот и одновременно тащат прочь от пляжа…

* * *

Вообще-то я страстно люблю слова. Мне нравится их вкус, цвет, объем, запах. Мои экспертизы всегда отличаются безупречной грамотностью – стилистической, орфографической, грамматической. Знание языка, как ни крути, – это признак хорошего воспитания, образования и культуры. Развитого интеллекта, высокопроизводительного мозга, достаточной емкости памяти. И, безусловно, слова – это еще и просто очень большое удовольствие, полет, путешествия, истории, поддержка, отдых, опыт, знания, весь мир…

Но иногда слова иссякают, заканчиваются. Пересохший ручеек в пустыне, трещины на желтоватой потрескавшейся почве. Беспомощность, выпавший из гнезда на асфальт мокрый птенец. Еще можно почувствовать биение сердечка под теплыми серыми перышками – а только помочь ничем уже нельзя. Вот как сейчас…

«Андрей, я понимаю, вам очень больно».

Фигня полная. Не надо говорить ерунды, ничего я не понимаю. Я не видела, как Леня занимается любовью с другой женщиной, и всей моей бурной фантазии для представления такой картины не хватит. Этого не может быть, потому что не может быть никогда, по определению. Мой Ленька – красавец, парень хоть куда. Конечно, это не остается незамеченным. Даже теперь, когда, в общем-то, «молодой уже немолод», ему оборачиваются вслед: высокий, подтянутый, с насмешливым взглядом. Ценительниц сколько угодно, женщины вешаются на него пачками. Муж их вежливо и тактично отлепливает, а потом, щедро раздаривая утешительные комплименты, разъясняет технику безопасности по обращению с собой, любимым. Смотреть можно, руками трогать нельзя. Мне нравится такая позиция!

Еще можно сочувственно пробормотать что-то вроде этого: «Говорят же, все, что ни делается, – к лучшему».

Ах, не то, глупость, неубедительно. Боль – хорошенькое такое «лучшее». Разочарование, нет почвы под ногами, пепелище семьи, предательство – все это к добру? Мне такого «счастья» не надо. Никому не надо, не приведи Господь. Это тезис для анализа и рассудка. Кровотечение сердца им не остановить.

«Лучше горькая правда».

«Все можно пережить, жизнь продолжается».

«Время лечит».

Хватаюсь за соломинки слов, но не нахожу опоры. Слишком хрупкие, неутешительные, ломкие. Кромка льда, сомнительное сочувствие полыньи, студит, отвлекает, но никак не выбраться.

Молчу. Банально не знаю, что сказать в этой ситуации. Утешительные конструкции пробуксовывают.

Впрочем, в клубе – дымный полумрак, так что моих нахмуренно-сморщенных напряженных мыслей, должно быть, особо не видно. Скрещиваются красные, желтые, синие и зеленые шпаги – лазерные лучи. По кругу медленно движется серебристый, разбрасывающий пригоршни бликов, переливающийся шар. И вдруг гаснет, а шпаги тоже уже исчезли, остается только дрожащая музыкой темнота. Теперь зеркальный шар начинает строчить очередями-вспышками, отчего все движения танцующих кажутся замедленными. Особенно эффектны изломанные, извивающиеся руки, как крылья, взмах, еще взмах. Люди – птицы, почти парят над танцполом.

Зажигательные латиноамериканские ритмы сменяет романтичный плач Энрике Иглесиаса. Он так жалобно голосит, что заглушает настоящие страдания Андрея Яковлева. Вот оно, то, что доктор прописал? Нам песня измену пережить помогает…

Лицо Андрея – поразительно! – кажется спокойным, невозмутимым, чуть уставшим и осунувшимся, но очень, очень красивым. Я даже ловлю себя на мысли, что мне хочется переместиться с парнем в лобби-бар, там более яркое освещение. Судорожно не хватает света. У Яковлева слишком прекрасные глаза, как прохладное манящее море. Вообще чем дольше я изучаю черты сидящего напротив молодого мужчины, тем больше убеждаюсь: в этом лице завораживающе яркое сочетание красок, фактур и пропорций. Красивым быть не запретишь. Темные, чуть вьющиеся волосы до плеч, вишневые выразительные губы, щетина на смуглой коже, нервный профиль с легкой горбинкой, белоснежнейшие ровные зубы, хулиганские ямочки на щеках. Помню, знаю, любовалась с шезлонга: еще и фигура атлетическая, и рост под сто девяносто. Такая красота не для полумрака, ее грешно прятать.

Не понимаю, как Вероника могла променять такую совершенную, изысканную внешность на простоватую белесую грубость Саши. Быстрый секс? С малознакомым человеком? Но если он – дурак? Заниматься любовью с таким, по мне, так совершенно никакого удовольствия, один смех и проблемы. Не верю я в радость плотских утех с каким-нибудь водопроводчиком или газонокосильщиком, даже если у самца наличествует полный комплект визуально радующих параметров. Сантехник оценит вкус устриц или творчество импрессионистов? Фигушки, на другое заточен. И точно так же он никогда не сможет подарить любовь, похожую на изысканное блюдо или прекрасную картину. В сексе ему никогда не обогнать мальчика с айкью выше среднего. Я по молодости пару раз проверяла. Причем глупость партнера можно не осознать в процессе общения, но постель обнажает не только тело, там и душа вся такая голенькая, неприкрытая, что выросло, а если не выросло – то это сразу же понятно. Самое сексуальное в мужчине – мозг, самое возбуждающее – интеллект… Саша в сравнении с Андреем – тот же газонокосильщик, ретивый и нешибко воспитанный. Что же произошло между Яковлевыми? Такая красивая пара, кажется, они созданы друг для друга… Впрочем, чужая душа – потемки, чужая семья – тайна за семью печатями, чужая боль – не мое дело по определению. Не мое, честно! Мне было бы комфортнее не видеть этих прохладных, равнодушных глаз Андрея. Но парень утащил меня с пляжа, привел сюда, на дискотеку, заказал мохито. Царящее здесь пьяноватое, угарное, пронизанное молниями сексуального интереса веселье – анестезия?.. Рядом со мной, в галдящей извивающейся толпе потерять себя – проще, не так больно?