Мне ли бояться!.. - Александр Анатольевич Трапезников

— Ты очень расстроен?

— Пустяки.

— Почитайте свои стихи, — попросил Гавр. — У нас еще есть время. Целых семь минут.

И Родион Сергеевич, выпив коньяку, негромким голосом поведал им о Белой Рубахе, вышитой синими васильками, горькой рябиной, журавлиной стаей, звонкими ручьями, на которой все увядает, когда уходит любовь, но зацветает — когда она возвращается… Притихшие Вера и Гавр слушали его, боясь шелохнуться, настолько сильна была печаль и надежда, звучащая в словах. А когда он закончил, рассеянно проведя рукой по глазам, они словно бы оказались на лесной поляне, напоенной ароматом трав, вдали от чумного города, под чистым голубым небом, среди тишины и покоя.

— Родион Сергеевич! — произнес вдруг Гавр взволнованно. — Я прошу у вас руки вашей дочери.

— А сколько там у нас осталось времени? — ничуть не удивившись, спросил отец.

— Одна минута.

— Срок небольшой для раздумья.

— Так и не думайте. А то не успеем.

Родион Сергеевич взглянул на Веру, хотел что-то спросить, но нужда в том отпала — в ее глазах, как в открытой книге, можно было прочитать ответ. А секундная стрелка заканчивала свой последний круг. И все ждали чего-то — взрыва, смены декораций, очищающего огня, преображения? Или того чудесного явления, которое посещает каждого в жизни? Когда спадает пелена с глаз, и ты видишь небесный свет, зовущий тебя к себе.

— Я согласен, — промолвил наконец Родион Сергеевич. И добавил, когда истек срок: — А теперь уходите. Я хочу побыть один.

9

— Где вас носит?! — сердито крикнул режиссер Говоров, поджидая их в вестибюле клуба. — Я не могу задерживать передачу! Через минуту начнем. — И он побежал вверх по лестнице, а Гавр шепнул Вере:

— И тут нам отпущена только одна минута.

Они быстро разделись в гардеробе, пригладили волосы перед зеркалом. Рядом отражался невысокий крепыш со шрамом около виска, и Гавр не мог вспомнить — где он видел это лицо, эти налитые свинцовой мутью глаза? Вчерашний буян, представившийся охране клуба «Смешная недотрога» капитаном милиции, на этот раз вел себя пристойно, кроме того, на него было выписано специальное приглашение. Скребя расческой по прилизанной голове, он искоса поглядывал на Гавра и Веру, и губы его подрагивали. На нем был надет просторный пиджак, а под мышкой — полиэтиленовый пакет.

— Пойдем, — сказал Гавр. — Ты — неотразима.

Следом за ними не спеша двинулся и крепыш, насвистывая мелодию. У него все было подготовлено, и он только ждал подходящего момента.

А в ромбовидном зале шоу-мистерия на тему «сумасшедший дом» вступила в завершающую стадию. На арене-подиуме вновь обаятельный Ведущий заводил публику искрометными шутками. Сновали с поручениями длинноногие ассистентки, бились в конвульсиях лазерные лучи, пронзая опьяневшую от грохочущей музыки и веселья молодежь, кружились под куполом разноцветные воздушные шары самой разнообразной формы. Оператор со своей телекамерой наезжал на участников конкурса «Браки совершаются на небесах» — четыре пары стояли за подиумом, готовые продолжить борьбу за романтическое путешествие в Гонконг, слушая последние напутствия помощника режиссера. А вскоре к ним присоединились и Вера с Гавром.

В вестибюле отлучавшийся ненадолго начальник охраны клуба, узнав, что вчерашнего капитана-буяна пропустили внутрь, схватился за голову. Бывший гебист, привыкший доверять не только анализу, но и внутренней интуиции, нутром чувствовал, что дело здесь нечисто и этот прорвавшийся тип принесет с собой неприятности. Но он даже представить себе не мог какие.

— Пойду попасу его, — предупредил гебист своего помощника. — А вы будьте здесь начеку.

Он поднялся в зал, присмотрелся и обнаружил крепыша в дальнем углу. Тот безмятежно улыбался, прихлопывая в такт музыке ладонями. Но гебиста тотчас же привлек сверток под мышкой и этот нелепый просторный пиджак, который мог скрыть все, что угодно. Тогда он осторожно, не привлекая внимания, двинулся к нему вдоль стены.

Режиссер Говоров, вытирая платком мокрый лоб, глядя на кривляющегося Ведущего, испытывал отвращение к собственному творению, ко всей этой передаче. Дневной разговор с Гавром каким-то образом повлиял на него, впрочем, он и сам в последнее время часто задумывался о том пути, по которому идет. Балаганные аттракционы, принесшие ему славу, начинали вызывать тошноту и головную боль. Говоров понимал: еще несколько подобных передач — и на нем можно ставить крест, он кончится как творческая личность. Нужен новый взгляд, новые идеи, нельзя больше плясать на костях, хватит втаптывать в грязь любовь, добро, справедливость, правду. Но он знал и другое: никто на телевидении не позволит ему делать иные программы, отойти от главной линии, направленной на разрушение человеческого духа, всего и вся. Уныние и апатия крепко держали его под руки, не отпуская.

…В Гнездниковском переулке вызванный слесарь все-таки справился с замком, и хозяева наконец-то вошли в квартиру. Наскоро выпив чаю, дедушка поспешил к телевизору, включил его и уселся, ожидая, когда же начнут показывать внука и Веру. Но вместо них на экране мелькал вчерашний псих в смирительной рубашке, и дедушка порою просто не понимал, о чем тот говорит?.. На Ведущего насмешливо поглядывала и мать Веры в Сокольниках. Только что позвонил муж и сказал, что вечер сорвался, а он едет домой. Но вот на экране мелькнули участники конкурса, которые стали подниматься на подиум. Зал затрясся в приветственных криках.

Как гебист ни старался, но его передвижение вдоль стены было замечено капитаном. Он криво усмехнулся, покрепче прижал сверток и скользнул ближе к подиуму, оставив между собой и гебистом группку девушек, размахивающих руками. Потом он еще раз передвинулся, держа расстояние, и вскоре оказался возле арены. Теперь было самое время начинать…

Конкурсанты уже стояли на подиуме, смущенно переглядываясь. Вера успела перекинуться парой фраз со своей подругой, а Ведущий тянул к ним микрофон, когда произошло что-то непредвиденное. Неожиданно, одним прыжком заскочив на сцену, рядом с ними оказался какой-то человек: он что-то орал, перекрывая шум в зале и голос Ведущего; потом, выхватив из-под пиджака короткоствольный автомат, дал очередь в воздух. И те, кто был в зале, завизжали от восторга. Они подумали, что это еще один трюк в любимой передаче. Но на студии в Шаболовке сообразили быстрее, и в эфир сначала пошла заставка, а затем милая дикторша объяснила, что по техническим причинам программа отменяется, а пока предлагается посмотреть документальный фильм. После второй очереди над головами, когда посыпались зеркала и стекла, публика закричала уже от страха и в панике заметалась по залу. Все произошло мгновенно, и никто ничего не мог понять. Никто, кроме гебиста, но именно его-то капитан и держал под прицелом, не давая приблизиться.

Гавр и Вера стояли