Объявляю убийце голодовку - Инна Павлова

— Тань, что же теперь будет? — Избавившись от опасной компании, подружка тут же потеряла кураж и кинулась ко мне за утешением.

Чем я могла ее успокоить? Пообещать, что все будет хорошо? Так она не поверит. Она же не дура, в конце концов. Наивная — да; неуравновешенная — бесспорно; к жизни не приспособленная — кто бы возражал. Но не идиотка. И, оказавшись под подозрением, вряд ли рассчитывает отделаться профилактической беседой.

Я угрюмо молчала, и Алка начала потихоньку психовать. Для начала пометалась по комнате, потом бабахнула дверцей холодильника. После перекуса оголодавших милиционеров заесть свое расстройство она могла разве что пакетом майонеза.

— Ал, ну хочешь, теперь я схожу в супермаркет? — сжалилась я. Бог с ними, с деньгами, сил моих нет смотреть, как она убивается.

Поглощенная переживаниями, Аллочка дернула обхватывающую шею нитку натурального жемчуга, и матово переливающиеся бусины веселой дробью застучали по полу.

— Да что же мне так в последнее время не везет?! — всхлипнула несчастная, и я принялась ее утешать. Хотя, видит бог, у меня имелось куда меньше оснований причислять себя к баловням судьбы и обстоятельств!

Как ни стыдно признаваться в собственной слабости, но всплакнули, кажется, обе. И, только немного облегчив душу привычным бабским способом, бухнулись на четвереньки и принялись выуживать жемчужины из-под мебели и из щелей.

— Ну ты, Тань, нашла себе тайник! — попеняла Аллочка, протягивая дискету. — Это твоя диссертация или еще что?

Я возмутилась. Дискеты, независимо от того, что на них пишу, храню в идеальном порядке и в специально отведенном для этого месте.

— Почему именно под батареей? — продолжала иронизировать повеселевшая подружка.

— Это не моя!

— Значит, моя! — разрезвилась Алка. Я тоже хмыкнула.

Такого, понятно, быть не могло. И не только потому, что у подружки своего компьютера нет. Аллочка к компьютеру не подойдет и уж тем более не станет на нем работать. Уверяет, что от него исходит жуткое излучение, но, по-моему, она боится совсем другого. Уж если у нее бастуют, ломаются и демонстрируют агрессию пылесосы, соковыжималки и электрочайники самых надежных фирм, она опасается, что столь сложный агрегат тем более не даст ей спуску. И тут я с Аллочкой согласна. Сомневаюсь, что даже самый навороченный «Пентиум» потерпит, чтобы на него проливали кофе, засыпали его крошками от пирожных, роняли на пол или с размаху бились об него коленкой.

Напрашивался очень интересный вывод: к обитателям квартиры дискета отношения не имеет. Предположение же о том, что вещь живет здесь еще с тех пор, когда хозяином тут был отец, не выдерживает критики: папа погиб пятнадцать лет назад. Следовательно, дискета принадлежит одному из моих бывшеньких. Что, конечно, оскорбляет меня как женщину и как хозяйку, но деваться некуда — убираться теперь стану более тщательно.

— Ты хоть посмотри, что там, — пристала Алка. — Может, чего-нибудь важное. Заодно и сообразишь, которому мужу отдавать.

— Ты так говоришь, как будто их у меня не меньше десятка, — обиделась я. — И все функционирующие! Кроме того, ничего важного быть не может. Как и ценного. Разве что какая-нибудь компьютерная «мочиловка». Так я все равно не определю, кто из них ее потерял: в стрелялки оба играли.

Не иначе как на Аллочку снизошло озарение. Вцепилась в меня похлеще клеща и, пока я не вставила дискету в компьютер, не дала спокойно даже высморкаться.

— Ну вот, я же говорила, ерунда… — Я осеклась и принялась внимательно вглядываться в экран.

Компьютерными играми тут не пахло. Какие-то списки. Бесконечный перечень имен, фамилий, паспортных данных и еще какие-то цифры. По спине пробежал холодок.

— Вот видишь, а ты не хотела! — В подружкином голосе явственно слышалось торжество. — Я же говорю, что тебе давно пора ко мне прислушиваться!

Как бы не так. Я еще с ума не сошла, хотя до этого, кажется, не так уж далеко. Я не реагировала на Алкины упреки и напряженно думала. Аллочка все радовалась своей проницательности и не давала мне сосредоточиться. А ведь разгадка где-то совсем близко.

Сбежав от ее восторгов в ванную, я пустила холодную воду и пристроилась на краешке стиральной машины. Так лучше думалось, и здесь меня Аллочка не решится доставать. Я ее очень люблю, она мне не просто дорога, после смерти бабули она, пожалуй, единственный близкий мне человек, и все-таки в больших дозах переносить ее тяжеловато. Когда мы жили порознь, я от нее так не уставала.

Я ломала голову недолго. Дискета принадлежит покойнику! Получается, я напрасно терзалась из-за своей бесхозяйственности. Но вот что это за дискета, какая мне от нее может быть польза или, наоборот, вред, я не понимала. Как и причину, по которой она оказалась у меня. Выронил ее незваный гость или подбросил специально, зная, что за ним идет охота, мне теперь так и не узнать. Остается только внимательней просмотреть прощальный подарок. Хоть какие-то соображения появиться должны.

Спровадив Алку за покупками вторично, чтобы не путалась под ногами, я снова кинулась к дискете.

Ну и что мы имеем? Списки людей и никаких объяснений, кто они и зачем понадобились покойному. Я вглядывалась в бесконечные строчки, пока не зарябило в глазах. Нет, так я ни до чего не додумаюсь. Надо шевелить мозгами, а не пялиться в списки.

Я пошла по другому пути и напрягла многострадальную голову. Следовало вернуться к началу моего расследования и, соответственно, этой совершенно дикой истории с покойником.

Он что-то искал в помещении больницы. Предположительно в цоколе, хотя и не факт. И вероятно, нашел то, что искал. Могла это быть дискета или по крайней мере информация, на ней содержащаяся? Запросто. Хотя он имел право искать и что-то совсем другое. Но если все-таки допустить, что рисковал он ради дискеты, и если сделать еще одно допущение и предположить, что моя дискета — та самая, то какой можно сделать вывод? Ну, кроме того, что мой научный руководитель такие выкладки бы не одобрил. И сокрушался бы, как легко я принимаю на веру абсолютно бездоказательные вещи.

Я отмахнулась от заслуженного недовольства профессора Громова и мысленно ему пообещала в диссертации выдвигать более обоснованные тезисы. После чего сделала очередной шаг по зыбкой дорожке ничем не подтвержденных умозаключений: раз эту дискету дважды покойный раздобыл в больнице, то почему бы не предположить, что на ней фамилии персонала или пациентов? Одернуть меня было некому, поэтому я так и решила. И теперь хотела уточнить, пациенты все-таки или медработники?

Я опять включила компьютер и принялась читать списки. Теперь уже осмысленно и с определенной целью. Год рождения мне ничего не говорил. Цифры были разные. Я сделала примерную выборку и получила разброс где-то от 1926-го до 1974-го. Это могли быть и те и другие. Конечно, докторов на восьмом десятке я на своей второй работе не встречала, но технический персонал под эту категорию подходил без малейшей натяжки. Гардеробщицы, ночные няни, истопник и иже с ними были далеко не молоды.