Кнопка - Александра Руда

— Таша, можешь идти, — правильно истолковала мой отсутствующий взгляд куратор.

Вовсе не чувствуя себя обделенной от того, что планы операции по спасению города будут строить без меня, я вышла в пустой коридор. Идти на занятие не хотелось, поэтому я пошла в лечебницу — чтобы успокоиться и привести в порядок мысли, требовалось дать работу рукам. А в такой гололед там любой студент не будет помехой.

— О, Таша! — окликнул меня один лекарь, как только я появилась в переполненном приемном отделении. — Там, кажется, твоего знакомого привезли. Во всяком случае, он тебя звал. Зайди во второй кабинет.

Неужели кто-то из моих братьев умудрился себе что-то сломать? Из-за простого ушиба в лечебницу они бы не пошли! Разрываясь от тревоги, напрочь вытеснившей все мысли о предстоящем Прорыве, я помчалась в указанную комнату. Там пришлось остановиться — среди лежащих на пяти кушетках я не нашла никого, напоминающего брата по комплекции.

— Таша, сюда! — замахала мне рукой знакомая выпускница. — Тебе знаком Тарас Котов?

— Да, — я поспешила к кушетке. — Что с ним?

— Несчастный случай на работе, переломы и сотрясение мозга. Он сейчас спит, мы ему дали немного настойки мака. Симпатичный парень. Кто он тебе?

— Жених, — призналась я, борясь с двойным чувством — облегчения от того, что никто из братьев не пострадал, и жалости к Тарасу, у которого на лице застыла гримаса обиды и боли.

— Вот это да! — девушке не терпелось расспросить меня подробнее, однако ее позвал кто-то из лекарей. Бросив на бегу, что Тарас проспит еще по меньшей мере час, коллега убежала.

Я принялась помогать лекарям, принимающим пациентов с переломами и ушибами, стараясь далеко не отходить от кушетки, где спал кузнец. Он проснулся как раз в тот момент, когда я уговаривала ревущего от боли малыша не вертеться и позволить мне наложить шину.

— Таша, — позвал он меня голосом умирающего.

Я обернулась, быстро взглядом оценила его состояние и решила, что прямо сейчас угрозы для его жизни нет, и продолжила возиться с ребенком.

Тарас лежал на кушетке смирно, но так вздыхал и постанывал, что большинство пациентов примолкли и бросали на кузнеца сочувствующие взгляды.

— Ну, как ты? — спросила я, наконец закончив с ребенком, которого отдала мамаше, счастливо прижавшей свое сокровище к сердцу. Малыш тут же наградил мать серией ударов по лбу рукой в гипсе. Женщине явно было больно, но она не обращала внимания, лепеча что-то умилительное.

— Я умираю, — прошептал молодой человек с совершенно серьезным видом.

Я хотела сказать: "что за ерунда!", но вовремя вспомнила, что Тарас — по его собственному признанию — никогда в жизни ничем, серьезнее насморка не болел. Новые болезненные ситуации должны его пугать, тем более что мужчины всегда относятся к любым своим болячкам, как к смертельным.

— Тарас, — сказала я нежно, погладив его здоровую руку. — Ты не умрешь. Совсем скоро ты встанешь на ноги, просто около месяца не сможешь пользоваться рукой. У тебя на ней несколько переломов, плюс еще и ключица пострадала. Что произошло?

— Поскользнулся, когда нес бочку с заготовками. Таша, я так боялся, что я умру, но так и не скажу тебе самого главного! Таша, я же люблю тебя!

Я замерла, а мое сердце ухнуло куда-то вниз. Еще ни разу ни одни парень не признавался мне в любви. И пусть обстановка вокруг была не самая романтичная, мне было очень приятно.

— Я хочу прожить с тобой всю жизнь, — продолжал откровенничать Тарас, — и заботиться о тебе. Я так боялся, что я умру, и ты не узнаешь об этом.

— Ты поэтому меня звал? — мягко спросила я.

— Да, конечно! Просто все время так получалось, что я никак не мог тебе об этом сказать. И вдруг понял, что ты можешь об этом никогда не узнать!

— Тарас, не стоит бояться, — я погладила его по щеке, — теперь все будет хорошо. Ты не умрешь, и, если захочешь, мы с тобой еще не раз поговорим об этом. А сейчас тебе нужно отдыхать, у тебя сотрясение мозга.

— Таша, — Тарас довольно цепко, как для больного, ухватил меня за руку. — А разве ты не должна сделать мне ответного признания? Разве ты не должна мне сказать, что ты любишь меня и мечтаешь прожить со мной всю жизнь?

Что я могла на это ответить? Тарас неплохой человек, но я его не любила. Он часто вызывал у меня раздражение своими неуклюжими попытками заботы, своей уверенностью в мужском превосходстве. И поцелуи его мне не нравились. Но у меня не было другого выбора, как принять молодого человека таким, какой он есть. Во всяком случае, не похоже, чтобы он имел пагубные привычки в виде злоупотребления спиртным или азартными играми, да и руку на жену он, скорее всего, никогда не поднимет, а заработанные деньги будет нести в семью. Большинство моих сверстниц, уже имеющих по несколько детей, о таком мужчине могли только мечтать. Поэтому я просто сказала:

— Давай поговорим об этом в соответствующей обстановке, хорошо? Мне неудобно вот так, при всех.

— Таша, мне кажется, что ты не любишь меня так, как я тебя, — помрачнел Тарас. — Ты слишком много внимания обращаешь на чужое мнение. То ты боялась сплетен, теперь ты не можешь при всех сказать, что любишь меня. Что в этом страшного? Ведь я ни кто-нибудь, а твой жених!

Такая категоричность меня разозлила.

— Ты ведь даже не спросил, что я решила после твоих вчерашних признаний! — напомнила я. — А вдруг я передумала!

Такая мысль, видимо, совершенно не приходила кузнецу в голову.

— Но почему ты могла передумать? Я ведь был честен с тобой! Тем более, я же говорил, я абсолютно нормален! У меня нет ничего от моего недостойного папаши! Я клянусь тебе, Таша! Если не веришь, посмотри на меня внимательнее, ведь мои волосы абсолютно ровные! Я даже лицом — копия мамы!

Я не стала рассказывать кузнецу о наследственности. Ни я, ни даже мой ректор, уважаемый Павел, занимающийся вопросами деторождения, не могли предсказать, как отразится кровь дедушки-мага на детях Тараса. Просто не было ни одного прецедента, а если где и были, то, уверена, в это посвящены очень и очень немногие. Но, наверное, магическая кровь никак не проявится на внуках неизвестного экспериментатора. Думаю, маги бы никогда не упустили такой возможности пополнить свое количество.

— Тарас, — строго сказала я. — Я сейчас не могу разговаривать с тобой о чувствах. Я вижу перед собой больного и действую, как аптекарь. Отдыхай.

Молодой человек что-то недовольно пробурчал и отвернулся.

Я вышла в коридор, где сразу же столкнулась с Лео.

— О, — обрадовался он, — а я тебя искал. Чем закончился разговор с куратором?

Вздохнув, я потупила глаза. Как я могла доверять Лео после того, как мой куратор, с которой я проводила времени едва ли не больше, чем с собственной семьей, была готова отдать меня магам на растерзание? Почему Лео сразу мне поверил? Почему сразу же согласился мне помочь в заведомо проигрышном деле? Это какая-то хитрая ловушка?