Крик - Антонов Виктор Акимович

– Я просто хотел все высказать. Может и неправ. Но когда мы теперь увидимся… Хотя, если желаешь, перебирайся в Лондон или на Кипр. Это можно сделать. Все что потребуется я обеспечу.

– У меня дома ребенок и отец.

– Переберутся со временем. Ребенок уж точно, а отец потом.

– Ну отец у меня никогда не поедет. А ребенка вдруг не выпустят.

– Сейчас не старые времена. Пусть только попробуют не выпустить. Мы тогда тут такое в прессе устроим. Они же не глупые люди. Ну что им ты и мальчик. Ну и, в конце концов, ты свидетель.

– Володька Макаровский тоже был свидетелем.

– Тут ты права, у них это просто. Сегодня свидетель – завтра в Тишину. Но у вас разные фирмы. Макаровский – это далеко не ты, и не другие фирмы. Его фирма одна из ведущих в НК. С ним рядом стоит только Антонио Вега.

– Ладно, может быть и так уладится, – говорю я. – Ну а твоя семья, твоя жена? Конечно, я без всяких надежд и претензий. Но вдруг через этих проклятых журналюг дойдет до них? Повторяю, я без всяких претензий.

– Да никаких проблем не будет. Когда есть деньги, все можно скрыть и уладить. Я не такая уж заметная фигура в мире бизнеса, чтобы журналюгам за мной гоняться. А с женой у меня и так проблемы. Давай еще выпьем. Без стакана, как говорят у нас, такие вещи нельзя рассказывать. Кстати, а ты совсем не пьянеешь. Так раскраснелась. Щечки полыхают, но глазки смотрят внимательно и спокойно. А вот я, прямо скажу, что-то сегодня слегка захмелел. Ну так вот про жену, – говорит он, когда мы выпили. – Я еще до того, как взяли хозяина, переправил семью в Канаду. Устроились они там нормально. Но когда началась вся эта компания против нашей НК, когда в прессе замелькало, что я являюсь чуть ли не главным киллером НК, организатором всех убийств и прочих безобразий – тут жена стала как-то меняться по отношению ко мне. Женились мы, конечно, по любви. Со временем, к сожалению, чувства притухают, да и поведение женщины непредсказуемо. Опять же, исторический пример: Наполеон и Жозефина. Она же поначалу его любила. Она была старше его. У нее уже были дети. И тем не менее, именно она изменять начала. Может быть, и у жены так. Может, сказывается ее воспитание тепличное. Она ведь из потомственной профессорской семьи. Отец профессор, дед профессор и прадед профессор. Вот такое генеалогическое древо. Словом не знаю, но она заметно охладела ко мне. Она пытается это скрыть, но я чувствую. Я ее устроил на работу в Канаде, говорит: «Дома скучно». Она сейчас, как и предки, преподает в одном из канадских колледжей. И по моим данным завязывает разные знакомства. Как она говорит, в своей среде.

– Ну, это естественно.

– Понимаешь, у нее постоянно вырывается – в своей среде. Как бы – у тебя там жестокость и насилие. А у нас тут свое, благородное… Я даже ректором университета стал, чтобы подчеркнуть, что я тоже теперь в этой самой среде. И ты знаешь что – она потешается над этим. Прямо никогда ничего не говорит. Но иногда улыбнется так, уголками губ. Будто говорит – черного кобеля не отмоешь добела. Это она по другому поводу сказала и вовсе не про меня, но я все понял. Для меня в этом самое обидное то, что она не может и не хочет понять, что у нас такое время было. Ну как вот не попытаться понять другого, близкого тебе человека? Будто у нее своя жизнь была, а у меня своя. Как так? Прожили столько лет, двое детей. И вдруг я не из той, оказывается, среды. А то, что в тех условиях, в которых мы начинали свое дело, иначе нельзя было, это совершенно не принимается во внимание. Временами было так: или мы или та, другая сторона. Это же было по всей России. Между прочим, ее семья в той среде, когда наступила беспредельщина и демократия, нищей оказались. Когда я как-то вытащил из бумажника пачку долларов, ейный папаша чуть в обморок не упал. А она сама стодолларовую бумажку увидела впервые только в моих руках. Она сама тогда мне об этом говорила. Мы боролись за выживание, причем, конечно, не брезговали ничем. И взятки давали, да и сейчас даем, и кое-кому угрожали, и угрожаем. И кое с кем поступили жестоко. Всякое бывало. И не мы одни. По России нефть по трубопроводам течет, разбавленная кровью. И если говорить о проценте содержания, то пятьдесят на пятьдесят. И все было бы нормально, если бы хозяин и впрямь не почувствовал себя Наполеоном, забыв при этом, что Наполеон стал Наполеоном лишь когда стал императором. А до этого был капитаном, генералом и мог не раз сложить буйну голову. Не судьба, наверное. А хозяин в принципе погорел почти на мелочи. Этому тамбовскому мужику захотелось заработать чуть больше, чем он зарабатывал. Ну, считал, что те услуги которые он оказывает, стоят больше, чем ему платили. И нашему хозяину, нет, чтобы к этому прислушаться и в чем-то доплатить. Денег предостаточно, да и сумма невесть какая. И просил-то он даже не деньги, а должность хорошо оплачиваемую. Так нет: «Какой-то там простой смерд смеет требовать у меня, у Наполеона». А тот наглым оказался, и пошел к его папане, и ненавязчиво объяснил папане свои обиды. Тот, конечно, сообщил сыну. Хозяин вызывает меня, что, мол, такое, что за беспредел. Какая-то мошка смеет шантажировать меня. Принимай меры. Чтобы я больше о нем не слышал. Какая наглость – пришел прямо к папаше. Приняли меры. И все бы нормально, да этих санитаров прихватили по другому делу. И они поплыли. А тут такой след – за месяц до смерти заходил к папаше. Сразу думать надо было. Я его предупреждал и отговаривал. Лучше потратиться. И по-иному решить вопрос. Так я же не Наполеон. Ну и закружилось, завертелось. Для его противников в руководстве страны этот случай – подарок. А тут еще всплыла эта его фраза. О стоимости думы. Каждому депутату миллион – и дума наша. Она и так была наша, но зачем же говорить вслух об этом. Для истории что ли? Потомки и так узнают все со временем. И что странно, в этом следствии на меня у них нет никаких доказательств, а на хозяина мотив в чистом виде. И для демократичного суда тех же штатов, этого достаточно, чтобы посадить человека на электрический стул. А я тут вообще не при чем. Но с убийством у них почему-то не получается. Для меня это даже удивительно. Тогда они его как Аль-Капоне – за неуплату налогов, ну и еще за мошенничество.

Ну а окончательно у них созрело решение наехать на хозяина после того, как он ляпнул в сенате США, что России не нужно ядерное оружие. А НАТО уже рвало на части Югославию. Откровенно говоря – глупость на уровне предательства. Второго Ельцина в течении десяти лет – это даже для России многовато.

А ведь мы были самой богатой фирмой России. Денег у нас было больше, чем у правительства. Когда что-нибудь возникало срочное, Касьянов у нас просил взаймы. У них нет, а у нас есть. А про прессу и телевидение я уже не говорю. Проплаченные журналюги заполонили статьями о нашем богатстве, прозрачности и добродетели все печатные средства. Каждый редактор считал за честь опубликовать