Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - Геннадий Тоболяк

Вот как бывает при вопиющей расхлябанности и пьянстве.

«Фарах» и «Акрам» попали под мое подозрение, были оба внесены в отдельный список, но их разоблачение было делом времени, а времени, как известно, у меня не было, чтобы их разоблачить и свести с ними счеты. Помог случай, «Зурап» был арестован патрулем и согласился сотрудничать с нами.

– Что теперь будет со мной? – спросил меня майор Собин. – Спасите меня, товарищ полковник, от трибунала, иначе он поломает всю мою жизнь. В ответ на вашу доброту я не пожалею своей жизни и готов загородить вас собой от басмаческих пуль, если возникнет такая ситуация…

Я прервал майора.

– Во время Тайной вечери, – сказал я, – Петр обратился к Иисусу: «С тобой я готов и в темницу и на смерть!» А Господь ответил: «Говорю тебе, Петр, не пропоет петух, как ты трижды отречешься от меня». Так и случилось, как сказал Иисус Христос. Поэтому, Собин, не зарекайтесь.

Я помолчал. Посмотрел на майора Собина, тихо сказал:

– Это не семейная ссора, а нечто большее. Афганская война оскорбляет нас, офицеров, но, поскольку мы ее участники, нужно быть порядочными во всем. Может быть, вы, майор, после этого случая отрезвеете!

С развенчанием Собина и Саротина как «суперразведчиков», каковыми они себя считали, у прапорщика Микаладзе появилась навязчивая мысль расквитаться с ними за нанесенные обиды и оскорбления.

Получив информацию от «Зурапа» о планируемом теракте 3 марта, я прекратил встречу с «Зурапом», оставил его в «Медузе», где он содержался один и состоял на довольствии по офицерской норме. Я срочно прибыл в «Мусомяки», чтобы все подготовить к встрече с террористами «Фарахом» и «Акрамом» в канун 8 марта. Прапорщик Микаладзе встретил майора Собина, как своего врага.

– Ты, Собин, ничего не стоишь, – сказал Микаладзе, – у тебя ума, как воды в жопе журавля. Ты с дружком Саротиным собирался переписать гоголевскую «Шинель», да ума не хватило. Пьянство завело тебя в капкан, который должен был привести тебя в могилу, но спасибо командиру, он выручил.

– Микаладзе, прекрати ругаться! – твердо сказал я. – Кроме слов, пока нет результата. Опасность нападения на «Мусомяки» еще не снята.

– Поэтому оба офицера трясутся в испуге, как мерзкие твари. – Микаладзе еще хотел что-то сказать, но я прервал его монолог, сказал:

– Группа разведчиков – это группа риска. Мы, как минеры, и нам ошибаться нельзя. Кто думает иначе, тот ошибается. Прошу всякие разговоры, порочащие достоинство каждого, прекратить!

Поздно вечером 6 марта 1981 года неожиданно появился в «Мусомяки» полковник Шамиль, начальник кабульского разведцентра, прибыл неожиданно, как снег на голову. Около часа разговаривал со мной. Я доложил ему о разоблачении «Зурапа» и еще двоих агентов, завербованных Собиным и Саротиным. Он долго ругался, называл их негодяями, и стал разбираться с ними без моего присутствия. Слышно было, как он угрожающе кричал на Саротина и Собина: посажу, разжалую, будете знать «кузькину мать». Постепенно Шамиль стал успокаиваться, лишь слышался плач офицеров. Они унижались перед Шамилем, целовали татарину руки, клялись в верности до гроба Шамилю, и он… их простил. По возвращении в Кабул начальник кабульского разведцентра был не так категоричен в оценке происшедшего в разведгруппе. Мне сказал:

– Меня ждет спецсамолет. Прямо сейчас вылетаю в Кабул. Дела. Ты уж, Геннадий, будь с этими разгильдяями помягче. Они тебя боятся больше, чем меня. А в целом ты работать умеешь. Молодец. Так держать. Я тобой доволен.

Я не стал ничего говорить Шамилю, когда увидел на толстых пальцах начальника Центра золотые кольца с бриллиантами с рук «побратимов», Саротина и Собина, понял, что Шамиля купили. Он не устоял перед блеском золотых колец с бриллиантами, сломался. Не железом была сломлена его воля, а золотом. Он был для меня уже не начальник, а половой тряпкой, и я потерял к нему уважение и всякий интерес. Шамиль мог предать, изменить присяге, совести, конечно, если она у него была.

Полковник Шамиль слишком был занят собой, а страсть к наживе подавила моральное начало. Он имел ненависть к Саротину и Собину как к разгильдяям. Ненависть была явная, но какая-то ненастоящая. Шамиль в душе им завидовал. Они были более удачливые на чужое добро, чем он, но в то же время Собин и Саротин не были опасны Шамилю и не могли помешать продвижению вперед, поскольку были типичными жуликами и ворами, сами нуждались в поддержке и защите. Шамиль мог теперь вить из них веревки и использовать в грязных целях, когда это потребуется, кого-то оклеветать или в чем-то уличить. Собин и Саротин не только не могли предвидеть свое будущее, но они оказались слепыми в том, что случилось в настоящем. Опыт их жизни был полон ошибок и пока ничему не научил. Они оказались в плену случайностей и их путь оказался роковым, так и не смогли освободиться от власти вещей и денег, занимаясь привычным ремеслом и живя по принципу: «Трудом праведным не наживешь палат каменных!»

Наказание на этот раз миновало. Что ждет меня в будущем при таком руководстве разведцентра? Я стал опасен для Шамиля, поскольку видел его предательство и подкуп, эти мотивы вели к Данте, который поместил первую тройку предателей – Иуду, Брута, Кассия – в девятый круг ада, туда же следовало поместить Шамиля и его приспешников, все мерзкое и безобразное отзывалось во мне с беспощадной яростью.

Полковник Шамиль дал понять, что готов идти по трупам тех, кто стоит на его пути. Для него закон не писан и Шамиль может поступить со мной так, как посчитает нужным, не считаясь ни с чем, лишь бы ему было хорошо.

Однако в создавшейся ситуации на «точке» слишком много было поставлено на карту – жизнь и смерть и, естественно, каждый выбирал жизнь, поэтому моя власть над подчиненными не была потеряна, поскольку только я один знал, как бороться с террористами, готовящимися взорвать «Мусомяки» и уничтожить оперативных офицеров. Нити заговора были в моих руках, и я старательно начал их распутывать, встретив всеобщее одобрение и поддержку разведчиков.

Ближе к вечеру я собрал офицеров-разведчиков и переводчиков, чтобы принять окончательное решение, как быть с провокаторами «Акрамом» и «Фарахом». Решение было не однозначное, одни предлагали их расстрелять при встрече, другие – арестовать и сдать в ХАД – службу государственной безопасности Кандагара, убедившись, что «Акрам» и «Фарах» – предатели.

Кто они, эти провокаторы «Акрам» и «Фарах»?

«Фарах» был выходцем из богатой семьи, его отец – торговец коврами и золотыми украшениями, разорился в ходе Саурской революции и был убит. Мать и многочисленные сестры «Фараха», их у него было девять, вышли замуж и перебрались с матерью в Пакистан, чтобы не потерять кое-что нажитое за годы жизни. «Фарах» – студент Кабульского университета, примкнул к революции в надежде выдвинуться при новом режиме, но ничего, кроме ранений и ссадин, не получил, долгое время влачил нищенское существование, переехал из Кабула в Кандагар к своему зажиточному брату, но и он за время революции не стал богаче, скорее наоборот, беднее. Брат посоветовал «Фараху» устроиться рабочим в Кандагарском аэропорту, где и произошло знакомство Собина с «Фарахом» и последующая его вербовка в разведывательную сеть. Так «Фарах» стал агентом без должной проверки и положенного временного испытания на предмет лояльности к нынешнему режиму в Кандагаре.