Литературный призрак - Дэвид Митчелл

— Да. Не спорю, яблоки кисловаты. Но все равно! И еще оно умеет разговаривать!

— Да что вы?

Он быстро собрался и ушел. Свой дурацкий рассказ он все же написал, выдумав все от слова до слова. Один монах прочитал мне. Получилось, что я все время восхищалась мудрым руководством Дэн Сяопина — это главное. И хоть никогда не слышала про площадь Тяньаньмэнь, не сомневалась, что власти приняли самое правильное решение.

Пришлось добавить в список людей, которым нельзя верить, писателей. Они все сочиняют.

— Ты знаешь, кто я?

Я открываю глаза.

Тень от Дерева падает на ее прекрасное лицо.

— Помню, родная, у тебя еще была лилия в волосах. Очень тебе к лицу. Благодарю за письмо. Получила на днях. Монах мне его прочитал.

Она улыбается совсем как на фотографии.

— Это была твоя правнучка, — говорит моя племянница, как будто я обозналась.

Она сама обозналась, но у меня нет сил объяснять ей природу минувшего.

— Ты навсегда вернулась в Китай, моя родная?

— Да. Гонконг, правда, тоже теперь Китай, но не важно. Навсегда. Твоя правнучка, тетя, добилась большого успеха в жизни. — В голосе племянницы слышится гордость, — Она купила в долине отель с рестораном. На крыше прожектор крутится всю ночь до утра. Там останавливаются самые богатые люди. На прошлой неделе был знаменитый киноартист. У нее нет отбоя от самых завидных женихов. Даже партийный секретарь просил ее руки.

Мое сердце разнежилось, как горная кошка, свернувшаяся калачиком на солнышке.

Дочь почтит мою память и похоронит на Святой горе лицом к морю.

— Я никогда не видела моря. Говорят, в Гонконге мостовые из золота.

Она смеется таким милым, звонким смехом. Заслышав его, я тоже не могу удержаться, хотя смех отдается болью в груди, все сильнее и сильнее.

— На мостовых в Гонконге можно найти много чего, только не золото. Мой хозяин умер. Иностранец, юрист в большой компании. Он был ужасно богатый и оставил мне много денег. По завещанию.

Чутье старой умирающей женщины подсказывает мне, что это не вся правда.

Умудренность старой умирающей женщины подсказывает мне, что правда — это не все.

Я слышу, как моя дочь с племянницей внизу готовят чай. Я закрываю глаза и не слышу ничего, только цокают копытца из слоновой кости, цок-цок.

Струйка дыма раскручивается и тянется вверх. Вверх, все выше и выше.

* * *

Вот уже целую вечность поезд скользит по равнине.

Иногда за окном мелькнет поселение — несколько круглых палаток, которые в путеводителе Каспара называются «юрты». Лошади щиплют траву. Старики неподвижно сидят на корточках, курят трубки. Жуткие собаки облаивают поезд, а ребятишки долго смотрят ему вслед. Они никогда не машут в ответ Каспару, только глядят, как и старики. Телеграфные столбы шагают вдоль рельсов, разветвляются и исчезают за пустынным горизонтом. Просторное небо напоминает датчанину край, где он вырос, который называется Зеландия. Каспар тоскует по дому и чувствует себя одиноким. Я не чувствую ничего, кроме нескончаемости.

Великая Китайская стена давно осталась позади.

Я в этой затерянной стране, чтобы найти себя.

В купе вместе с нами едут два великана австрийца, которые хлещут водку и обмениваются дурацкими шутками на немецком. Этот язык я услышал впервые от Каспара две недели назад. Они проигрывают друг другу охапки монгольских денег — тугриков — в карточную игру под названием криббидж, которой научил их в Шанхае один валлиец, и сопровождают этот процесс виртуозной руганью. На верхней полке сидит Шерри, девушка из Австралии. Она с головой ушла в «Войну и мир». До того как все бросить, Каспар преподавал агротехнику в университете и Толстого не читал. Сейчас он, кажется, жалеет об этом, впрочем, не из литературных соображений. Иногда к нам заглядывает швед из соседнего купе, чтобы снова попотчевать Каспара историей о том, как его ограбили в Китае. Он надоел нам обоим до смерти, так что симпатии Каспара переходят на сторону китайцев. Кроме шведа в соседнем купе едет ирландка средних лет. Она либо смотрит в окно, либо пишет в черной тетради. Дальше — компания израильтян, две девушки, двое юношей. Они обсудили с Каспаром цены на отели в Пекине и Сиане, а также новые вспышки насилия в Палестине, но, в общем, держатся особняком.

Наступил вечер, на землю опустились синие сумерки. Через каждые десять — двадцать миль темноту прорезают языки костров.

Внутренние часы Каспара отстают на семь часов, и он хочет лечь спать. Я мог бы отрегулировать его биоритмы, но решаю — пусть поспит. Он идет в туалет, плещет в лицо водой из крана, чистит зубы и полощет рот водой из бутылки, куда для дезинфекции добавлен йод. Когда Каспар выходит, Шерри стоит в тамбуре. Она приникла лицом к окну. «Какая красавица», — думает Каспар.

— Привет! — говорит он.

— Привет! — Шерри обращает взгляд на моего хозяина.

— Как «Война и мир»? Если честно, я вообще не читал русских писателей.

— Очень длинно.

— А о чем?

— О том, почему все происходит именно так, как происходит.

— А почему все происходит именно так, как происходит?

— Пока не знаю. Не дочитала. Очень длинно.

Она глядит, как затуманивается стекло от ее дыхания.

— Посмотрите! Такой простор — и ни души. Почти как у меня на родине.

Каспар встает рядом с ней и смотрит. Через милю он спрашивает:

— Почему вы поехали сюда?

Она отвечает, подумав:

— Это край света, вы не находите? Страна, затерянная в центре Азии. Не на западе, не на востоке. Затерянный, как Монголия, — вполне могла бы существовать такая идиома. А вы почему здесь?

Пьяные русские в конце коридора кричат и хохочут.

— Точно не знаю. Я собирался в Лаос, но вдруг ни с того ни с сего накатило желание поехать сюда. Я сопротивлялся, но куда там! В Монголию! — твердил внутренний голос. Никогда раньше я не думал об этой стране. Может, перебрал чего-нибудь?

Полуголый китайский карапуз бежит по коридору и гудит, изображая то ли лошадь, то ли вертолет.

— Как давно вы путешествуете? — спрашивает Каспар. Он не хочет, чтобы разговор оборвался.

— Десять месяцев. А вы?

— В мае будет три года.

— Три года! Тяжелый случай! — Шерри широко зевает. — Простите, я дошла то точки. Находиться взаперти, ничего не делая, — тяжелый труд. Как вы думаете, наши австрийские друзья прикроют свое казино на ночь?

— Хотя бы прикрыли лавочку по отливке шуток. Вам крупно повезло, что вы не понимаете по-немецки.