Под покровом небес - Евгений Сергеевич Калачев

Это была учительница дочери, и она говорила:

— Всё ясно. Всё ясно.

«Что вам ясно?» — хотел спросить ее Борис и сверхчеловеческим усилием рванулся за автобусом и полетел. Падая, он ударился коленом в толстый корень. Боль и холодная умершая листва, в которую он уткнулся лицом, привели его в чувство. Он почувствовал солоноватый привкус во рту, почувствовал сырость, впитывающуюся в одежду, услышал гул загнанного сердца и вдруг растянул в улыбке рот:

— Смешно.

Ему стало легче, как стало легче тогда, на следующий день после случая с Вовиком, когда Борис, уйдя от тетки, оказался у друга. Петрович обрадовался, но, поняв, что случилось плохое, нахмурился и жестом пригласил на кухню. Прикрыв двери комнаты, где жена с детьми смотрела телевизор, он прошел за Борисом.

— Выпьешь? — спросил он, открывая холодильник.

— Да, — Борис почувствовал, как мелко задрожала нога.

Петрович налил стакан водки.

— С дня рождения осталось.

Борис взял стакан и начал пить. Отпив половину, он вдруг спохватился.

— А ты?

Петрович сдержанно улыбнулся.

— Я — только чай.

— Ах да, — Борис покраснел, друг не пил даже пива.

По желудку растекалось тепло, которое вскоре ударило в голову. Вчерашний кошмар притушился. Глядя на тренированную спину хозяина, который ставил на газ чайник, он дрожать перестал и вытер выступивший на лбу пот. Петрович пододвинул салат.

— Закуси.

Борис поел, допил водку и все рассказал другу. Тот слушал молча, не перебивая, хмурился и смотрел куда-то в угол кухни. Потом спросил:

— Помнишь, в прошлом году я был в Саянах? Так вот, хотел я там подняться на скалу без страховки. С виду она показалась не очень крутой. Да застрял на середине. Глянул вниз — мама родная! Грохнешься — костей не соберешь. Прижался я к ней. А она ползет из-под меня, скинуть хочет. Понимаешь, скала-то из песчаника. А он дождем и ветром изъеден. Тронешь — в руке рассыпается. Ухватиться не за что. Так и скатываюсь. А ниже меня, немного в стороне, такой твердый с виду выступ. Так и соблазняет: прыгни, уцепись за меня. Не знаю, что меня удержало. Но вдавился я в склон, пальцы до крови ободрал, успокоился и спустился потихонечку вниз. Да, когда поравнялся с тем выступом, тронул его. Он и посыпался, как песок. Да ладно ты… — Петрович хлопнул Бориса по плечу. — У меня переночуешь?

— Нет, пожалуй, я пойду.

— Смотри, а то постелю.

— Спасибо. Я пойду.

— Ну смотри, тебе видней, — Петрович крепко сжал его ладонь. — Хочешь, летом вместе махнем в горы?

Борис попытался улыбнуться.

— Ладно, Петрович, махнем…

Борис поднялся с земли, отряхнул куртку. Брюки на коленях намокли, и он пальцами попытался поправить стрелки. Потом пригладил волосы, взглянул по сторонам. В этот предпиковый час на улице было еще пусто. Тучи опять затянули небо, и пошел дождь. Борис натянул капюшон. «В конце концов, имею я право повидать друга, — подумал он. — А то из-за этой дачи встречаемся раз в год».

Он нажал кнопку. За дверью, обитой черным дерматином, приглушенно засвистел соловей. Борис прислушался. Говорило радио. Он нажал еще раз. Хлопнула дверь подъезда, и загудел лифт. Борис отошел от двери на лестничную площадку. Капли воды стекали с куртки и падали на бетонный пол. Открылся лифт, и оттуда вышла жена Петровича.

— А, Боря, здравствуй, — сказала она. — Совсем забыл нас.

— Здравствуй, Алла! Дай, помогу. — Он взял сумку. — Все некогда было. А Петрович?

— Петрович в командировке. Замотали мужичонка. Да ты проходи, — женщина открыла дверь.

— Ах черт, — Борис нерешительно остановился. — Я, пожалуй, пойду, Петровичу привет.

Он сбежал по лестнице, выскочил на улицу и быстро дошел до остановки. Подъехал автобус. Борис поднялся на заднюю площадку и уставился в заляпанное грязью стекло. В автобусе было тепло, но, может быть, от влажной одежды Борису стало зябко. Он повел плечами и подумал, что неплохо бы сейчас выпить. Это желание было ненавязчивым и, казалось, шло откуда-то извне. Думалось, махни рукой — оно растворится. Но чем ближе подъезжал автобус к центру, тем неотступнее оно становилось.

В ресторане он поднялся на второй этаж и, привычно лавируя между столиками, прошел к окну, где сел на свое любимое место. По толстому оконному стеклу, в котором он видел свое отражение, текли потоки воды. Борису вдруг стало душно, и он прислонился лбом к стеклу. Там, в мутной воде реки, отражался этот вечно праздничный, а потому и скучный ресторан, который, как корабль, плыл в промозглом вечере и, казалось, подминал под себя и набережную, и реку с ее мостами и островами, и полузатопленную лодку, которая зацепилась веревкой за трос буя. Борис представил себя в этой полузатопленной лодке, по колено в холодной осенней воде. Что-то было страшное в этом ощущении, и он, поежившись, отвернулся от заоконной черноты к залу. К нему, плавно ступая, шла официантка.

— Здравствуй, Боря, — сказала она.

— Здравствуй, Тома, — сказал он.

— Что-то давненько тебя не было. Болел, что ли? — спросила она.

— Почему болел?

— Вид у тебя не очень. Я думала, что болел.

«Понимаешь, плохо мне», — хотел сказать Борис, но вместо этого пробормотал:

— Тома, принеси водки и что-нибудь закусить.

Официантка засунула в кармашек кружевного фартука ручку.

— Хорошо. Но ты бы лучше не пил, Боря.

— Это почему же? — спросил он равнодушно и стал отламывать мелкие кусочки хлеба.

Официантка хотела еще что-то сказать, но, раздумав, пошла в буфет.

За соседним столиком сидели два парня. Один из них, белобрысый, одетый в спортивный костюм «Адидас», посмотрел вслед официантке.

— Ну как? — спросил он друга.

Второй, который крутил на пальце брелок с автомобильными ключами, ухмыльнулся.

— Высший класс телка.

Борис с неприязнью взглянул на него и отвернулся к эстраде, на которую вышли музыканты. Настроившись, они заиграли вальс. Пара, успевшая уже изрядно выпить, начала танцевать, сбиваясь с ритма и налетая на столы и стулья.

Подошла официантка. Поставив графин водки и салат, она спросила:

— Ну что, работу по душе нашел?

Борис налил.

— Выпьешь?

Официантка покачала головой. Борис выпил, поморщился и снова налил рюмку.

— А ты красивая, Томка.

— Увиливаешь от ответа?

— А зачем тебе? — Борис опять выпил.

— Да так. Жалко, — вздохнула официантка, развернулась и, покачивая бедрами, пошла.

Борис поковырял салат. Он вдруг вспомнил бесконечные отчеты: месячные, квартальные, годовые, и его передернуло: «Нет, только не это». Он опять выпил.

— Тебе горячее заказать? — снова подошла официантка.

Он взглянул на нее. Она надела колготки-сеточки, туфли на каблуках и повыше подтянула юбку.

— Антрекот будешь, Боря? — повторила она.

— Давай, — вяло произнес он. Ему вдруг показалось, что это уже когда-то было: и этот ресторан, и