Проповедник - Камилла Лэкберг

— Подожди, я сейчас приду. Я только взгляну.

Йохан не обратил внимания на протесты Линды. Дрожащей рукой он открыл первую дверь в коридоре, дверь в его детскую комнату. По-прежнему здесь жил маленький мальчик, только теперь вокруг были разбросаны игрушки и одежда Вильяма. Йохан сел на детскую кушетку и внутренним взором увидел комнату такой же, как в его детстве. Он немного посидел, потом поднялся и вошел в комнату рядом.

Комната Роберта изменилась много больше, чем комната Йохана. С первого взгляда становилось понятно, что это покои принцессы — с розочками, тюлем и кучей всяких оборочек. Он не стал здесь задерживаться и почти сразу же вышел. Его притягивала, буквально как магнитом, комната в конце коридора. Часто по ночам он тихонько шел по ковру, который мама положила перед белой дверью, тихо открывал ее и забирался в кровать родителей. Как только Йохан крепко прижимался к папе, он почти сразу же глубоко и спокойно засыпал. Только там его не мучили кошмары, и только там он не боялся чудовищ, которые жили под его собственной кроватью. Он увидел, что Якоб и Марита сохранили старую, вычурно украшенную кровать, поэтому эта комната казалась ему почти не изменившейся.

Йохан почувствовал, как его глаза защипало от слез, и он начал моргать, чтобы не заплакать, и согнал слезы, прежде чем повернуться к Линде: ему не хотелось казаться ей слабым.

— Ну что, налюбовался или еще нет? И, как ты теперь сам убедился, красть здесь нечего.

В ее голосе сквозила злая издевка, которой он от нее никогда раньше не слышал. Йохан моментально разозлился. Он подумал о том, как все могло бы сложиться, и от этого разозлился еще больше и жестко схватил Линду за руку.

— Что ты несешь? Ты что, и вправду думаешь, что я пришел посмотреть, что тут можно украсть? Я здесь жил, а потом твой братец сюда заселился. Если б не твой гребаный папаша, то Вестергорден по-прежнему был бы наш. Так что заткни хлебало.

На секунду от удивления из-за непривычной резкости Йохана Линда потеряла дар речи, потом раздраженно вырвала руку и отрезала:

— Ну, ты, мой отец не виноват, что твой папаша проиграл и пустил по ветру все свои деньги. И что бы мой папа ни сделал, он не виноват, что твой оказался таким слабаком и покончил с собой. Он сам решил оставить вас, так что нечего моего винить.

Глаза Йохана побелели от ярости, он сжал кулаки. Она стояла перед ним такая маленькая и хрупкая, и Йохан подумал про себя, что запросто ее сломает. Но заставил себя несколько раз глубоко вздохнуть и успокоиться. Странным срывающимся голосом он сказал:

— Много есть всего, за что я и хочу, и могу винить Габриэля. Твой отец своей завистью разрушил нашу жизнь. Все любили папу, но никак не Габриэля, которого все считали сухарем и кислым, как прошлогодняя простокваша. А ему, конечно, это что нож острый. Мама приходила к Габриэлю вчера и сказала, что она о нем думает. Единственное, о чем я жалею, что она ему в рожу не заехала. Но мама решила не пачкать об него руки.

Линда вызывающе засмеялась:

— Было время, когда она так не думала. Меня блевать тянет, когда я представляю его вместе с твоей вонючей мамашей, но, по-моему, они якшались до тех пор, пока она не увидела, что доить денежки из твоего папахена проще, чем из моего. Вот тогда она к нему и перебежала. А ты знаешь, как таких называют? Шлюха.

Линда практически орала; она стояла вплотную к Йохану, и капельки ее слюны летели ему в лицо.

Йохан не мог ручаться, что сможет удержать себя в руках, и, боясь за Линду, медленно попятился к лестнице. Вообще-то сейчас ему больше всего хотелось взять в руки ее тоненькую шейку и сжать покрепче, пока она не перестанет орать, но вместо этого он решил уйти. Злая оттого, что ситуация внезапно вышла из-под контроля и все получилось совсем не так, как ей хотелось, разъяренная и одновременно разочарованная тем, что, как оказалось, не может крутить Йоханом как хочет, Линда нагнулась над перилами и истерично крикнула ему вслед:

— Вали отсюда, неудачник! Ты, козел, только и годишься, чтобы потрахаться, да ты и трахаться не умеешь.

Свои нежные слова прощания Линда сопроводила тем, что показала Йохану оттопыренный средний палец, но его спина уже скрылась за дверью, так что старалась она напрасно.

Она медленно загнула палец обратно, а потом с типичной подростковой особенностью сначала делать, а потом думать стала вспоминать то, что она сказала Йохану. Она была очень зла.

Факс из Германии пришел, едва Мартин закончил разговаривать по телефону с Патриком и положил трубку. Новость о том, что Ени, по всей вероятности, похитил тот, кто ее подвозил, ситуацию особенно не изменила, по крайней мере к лучшему. Практически кто угодно мог ее захватить, так что рассчитывать им оставалось только на всевидящее людское око. Журналисты как с ума посходили и названивали Мелльбергу: они чуяли, что это новость, и жаждали подробностей. И Мартин надеялся, что если кто-нибудь видел, как Ени садилась в машину возле кемпинга, то, прочитав новость, свидетель даст о себе знать. Хотя, по всей вероятности, им придется принять кучу звонков от телефонных хулиганов, психов и сдвинутых и прочей публики, которая время от времени здорово отравляла им жизнь.

Анника вошла в его кабинет, держа в руках факс. Он пробежал глазами краткое сообщение, в котором говорилось, что на настоящий момент из близких Тани найден только ее бывший муж. Мартина немного удивило, что Таня, несмотря на юный возраст, уже успела побывать замужем и развестись, но так написано в официальном письме. Мартин подумал несколько минут, потом быстренько проконсультировался с Патриком, позвонив ему на мобильный, и набрал номер туристического бюро Фьельбаки. Мартин невольно улыбнулся, услышав в трубке голос Пиа.

— Привет, это Мартин Молин, — сказал он и добавил, когда на другом конце линии возникла пауза: — Полицейский из Танумсхеде.

Его жутко огорчило, что она не сразу вспомнила, кто он такой. Что касается самого Мартина, то Пиа произвела на него столь неизгладимое впечатление, что он мог безошибочно сказать, какой размер туфель она носит.

— Да, привет, ты меня извини, у меня прямо склероз какой-то на имена, но зато я очень хорошо запоминаю лица. Совсем неплохо при моей работе. — Пиа засмеялась. — Чем я могу тебе сегодня помочь?

«Как бы мне к ней подкатить?» — подумал Мартин, но тут же одернул себя, потому что звонил по делу и не должен был отвлекаться ни на что другое.

— Мне надо сделать важный телефонный звонок в Германию, но я не очень полагаюсь на свой немецкий. Может быть, ты поучаствуешь и поработаешь переводчиком?

— Без проблем, — тут же ответила Пиа. — Я только попрошу коллегу, чтобы она присмотрела здесь, в бюро, за нашим магазинчиком с сувенирами.

Мартин услышал, как Пиа с кем-то разговаривает, отложив трубку, потом она опять взяла ее:

— Все в порядке, договорилась. А как мы поступим — ты будешь звонить или я?

— Я — я сейчас позвоню и включу конференц-связь, так что мы сможем говорить втроем одновременно. Ты только, пожалуйста, в ближайшие несколько минут не отходи от телефона.