Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин

Царь объявил, что восстановит «Варяг» и «Кореец» за собственный счет. Патриотическая волна набирала мощь. По всей стране собирали пожертвования. Трудно не признать, что многие пожертвования были щедрыми. Сам Царь не терял самообладания. Его мягкая улыбка была несокрушимой эмблемой монархии. Но мы сейчас можем себе представить, что творилось в его душе. Он явно понял, что совершил ошибку, что ненужная война дорого обойдется его стране.

Матросов с «Варяга» встречали как героев — от Одессы до Петербурга. Все они получили по серебряному подарку от царя и некую сумму денег. Император принял героев в Зимнем Дворце и вручил каждому Георгиевский крест. Царь казался отстраненным и спокойным. Лишь сейчас мы знаем, что он записывал в дневник ночью. Он думал, что японцы не начнут войну первыми, и что война начнется только в том случае, если он объявит ее. Теперь он боится последствий этого ужасного процесса. Значительно позднее его сестра — великая княжна Ольга Александровна поделится своими впечатлениями: царь не хотел войны, его подтолкнули к ней генералы и политики, уверенные в быстрой победе. Но С.Ю. Витте в мемуарах говорит, что, «если есть некто ответственный» за начало перепахавшей Россию войны, за ослабление веры в монархию, то это самодержец российский. Это нужно признать, как ни страшна дальнейшая судьба этого незлого человека.

В объявлении войны Россия назвала нападение на Порт-Артур «нарушением всех обычных законов, призванных разрешать проблемы, возникающие между цивилизованными нациями. Не сделав предварительного предупреждения об обрыве отношений… означающих начало военных действий, японское правительство приказало своим торпедным катерам нанести внезапный удар по нашей эскадре, стоявшей на внешнем рейде крепости Порт-Артур. После получения доклада нашего наместника по данному вопросу, мы сразу же приказали ответить на вызов Японии силой оружия». Неделей позже наместник адмирал Алексеев обратился к населению Маньчжурии. Оно было в значительной мере воинственным. «Пусть военные чины, торговцы, дворяне и простой народ трех провинций Манчжурии трепещет и подчиняется… Я, наместник, ожидаю, что все население с симпатией отнесется к русским войскам. Если же китайские официальные лица и население станут относиться к русским силам с ненавистью, тогда российское правительство приступит к уничтожению подобных людей без малейшей жалости и не поколеблется принять любые меры для защиты своих национальных интересов».

Адмирал Алексеев продолжал жить в дворце наместника в Порт-Артуре. Из его окон была видна гавань, в ней стояли поврежденные суда — живым напоминанием о предстоящих битвах. Ближайший круг наместника составляли комендант крепости генерал Стессель и высшие офицеры флота. Ожидалось прибытие одного из лучших русских военачальников — генерал-лейтенанта Константина Николаевича Смирнова (он должен был, покинув свою Варшаву, заменить Стесселя, который в этом случае стал бы военным губернатором Квантунского полуострова).

Многое значило состояние дел в морских просторах. Русские корабли будут отремонтированы, но в данный момент Япония преобладала на морских просторах. Именно в это время император Мэйдзи поздравил своих флотоводцев: «Нам сообщили, что Объединенный флот полностью решил задачу высадки войск в Корее; западный берег очищен от противника; атакованы корабли противника в Порт-Артуре и часть кораблей противника уничтожена, чем укреплен наш престиж. Мы довольны в высшей степени. Офицеры и рядовые — сражайтесь с растущей энергией». Из благодарности императора видна очередность поставленных японским командованием задач: высадка войск на континенте; охрана морских коммуникаций; слежение за русским флотом и — в случае лобовой встречи — уничтожение русского флота.

Через десять дней после первой атаки Того решил, что «следует превратить гавань Порт-Артура в озеро». Для этого нужно было набрать волонтеров для осуществления подрывных операций при выходе из бухты Порт-Артура; затопленные здесь корабли могли «запечатать» русский флот в относительно тесной внутренней гавани. Они назывались кешитаи — группа добровольцев, «готовая умереть за свою страну». Просились 2000 человек, некоторые писали просьбу о зачислении собственной кровью. Отобраны были 77 человек. Отметим, что кодекс чести самурая вовсе не призывал к «бессмысленной» смерти: «Броситься в центр битвы и погибнуть — достаточно просто. Подлинное мужество заключается в том, чтобы жить, когда можно жить и умереть только тогда, когда в этом есть смысл».

Капитан Ясиро беседовал с добровольцами: у них один шанс из тысячи вернуться живыми. «Если вы потеряете обе руки, действуйте ногами; если вы потеряете ноги — действуйте головой и выполните данный вам приказ». Сопровождаемые миноносцами и торпедными кораблями, пять старых кораблей приблизились к гавани Порт-Артура. Ночь на 24 февраля 1904 г. была холодной, тихой и спокойной, отряд кораблей (пять судов, предназначенных для затопления) шел очень тихо. Два крейсера убедились, что на рейде все спокойно и японские самоубийцы выступили в свой последний поход. Совершенно неожиданно вспыхнул русский прожектор и выхватил в море приближающихся японцев. Первым отрыл огонь броненосец «Ретвизан». Японские суда замедлили свой ход, свет прожекторов слепил их обреченным командам глаза. Два судна были потоплены береговой артиллерией, на третьем сам капитан открыл кингстоны. Команды японских добровольцев в конечном счете были взяты на борт японского миноносца. Остались лишь два японских корабля-«самоубийцы». «Хококу Мару» («Патриотизм») шла прямо на русский линейный корабль, когда огонь с «Ретвизана» воспламенил его. Последний японский корабль, казалось, прорвался в гавань — и в этот момент напоролся на русскую мину.

Японский офицер сопровождения выразился кратко: «Я в такой ярости, словно стал христианином». Утром следующего дня и русские поняли, что сражение не имело большого значения. Вездесущий «Новик» нашел в море останки четырех подбитых кораблей. Когда была сделана попытка поднять находящихся в воде японцев, те попытались покончить жизнь самоубийством. И все же первых пленных этой войны взяли в Порт-Артуре русские войска. С этих дней репутация отчаянных и безграничных в своей жертвенной отваге бойцов начинает сменять прежние сказки о японцах как о вялых азиатах.

Первые же недели войны убедили Петербург, что «маленькой и победоносной» войны не будет. Что будет схватка — тяжелая, упорная, кровавая. О новой серьезности близ царских палат говорят назначения, сделанные в феврале 1904 г. Военный министр Куропаткин теперь обязан был вспомнить свою скобелевскую молодость. Его назначили непосредственно руководить боевыми действиями как главнокомандующего русскими войсками в Маньчжурии. Он отбыл из столицы 12 марта, а прибыл в Харбин 28 марта 1904 г. Смена руководства произошла и на флоте. 8 марта в Порт-Артур прибыл популярный на флоте вице-адмирал Макаров (он сменил адмирала Старка). Что бы ни было потом, но на данном этапе новые назначения определенно вселили более твердую уверенность в души и сердца российских воинов. На Дальний Восток прибыли два лучших офицера, которых имела Россия в начале ХХ века.

Во Владивостоке под командованием контр-адмирала Эссена находилась группа крейсеров — «Россия», «Рюрик», «Громобой» и «Богатырь». Японская эскадра под командованием контр-адмирала Камимуры стояла неподалеку от Цусимского пролива (между Кореей и Японией). Алексеев отдал русским крейсерам приказ не удаляться от порта далее, чем на день хода. Канонерская лодка «Манжур» стояла в шанхайском порту, беспокойно глядя на крейсер «Акицусима», ожидающий его на рейде. В конечном счете «Манжур» не постигла участь «Корейца», он был разоружен местными властями, а команда была репатриирована.