Мания расследования - Елена Топильская

— Я вам давал честное слово, что не мочил Нагорного?

Я кивнула.

— Так вот: теперь я вам ничего не обещаю. Открылась дверь, на пороге показался Захаров.

— Забирать? — осведомился он.

— Забирать, — вместо меня ответил Барракуда и шагнул ему навстречу. Не оборачиваясь ко мне, он сказал:

— Спасибо за все, Мария Сергеевна. Не удивлюсь, если на стволе найдутся мои отпечатки.

— Хорошая мысль, — улыбнулся Захаров и подтолкнул Костю в спину. — Пошли.

Он вывел Барракуду в коридор и прикрыл за собой дверь. Уж больно хорошая у него улыбка, подумала я и набрала номер отдела баллистической экспертизы.

Евстигнеич снял трубку моментально, небось, по обыкновению, засиделся в тире или любовался на свою аркебузу.

— Маша, ты, что ли? — удивился он.

— Юлий Евстигнеевич, вы там еще долго будете? Я вам сейчас привезу тот самый пистолет.

— Марголина-то? Оперативно. Как это — «утром в газете, вечером в куплете»?

— Вот-вот. Сплошная оперетта.

— Жду.

— Еду.

Положив трубку, я отправилась в соседний кабинет и потребовала изъятый пистолет.

— Если дадите машину, я сразу назначу экспертизу.

В кабинете был один Спивак, Захаров повел Барракуду сдаваться в МИВС.

— А мы хотели завтра отвезти нашим экспертам, — сказал Спивак, открывая сейф, где лежал, пистолет.

— Я своим отвезу.

— Напрасно вы так, Мария Сергеевна, — Спивак мягко улыбнулся мне. И у него, черт подери, была прекрасная улыбка, прямо как у голливудского героя, который в конце фильма, расстреляв всех злодеев на земле, обнимает золотоволосую красавицу. Человеку с такой улыбкой можно доверить и кошелек, и уголовное дело. — Завтра вам во сколько машину подать? Когда будет готово ходатайство об аресте?

— Я сама доберусь до суда, — сварливо ответила я.

Уложив пистолет в сумку, я спросила Спивака:

— Послушайте, зачем вы добились передачи дела из городской прокуратуры в район? Было бы дело у Ермилова, он бы не задавал вам дурацких вопросов.

Спивак вышел из-за стола и проводил меня к двери. Хорошие манеры он демонстрировал без напряжения, очень органично: вставал при моем появлении в кабинете (!), предупредительно распахивал дверь, пододвигал стул.

— Ермилов дурак, — сказал он спокойно. — Услужливый, но дурак. А мы предпочитаем иметь дело с умными людьми. Дураки непредсказуемы.

— Это комплимент, или вы меня по стене размазали? — поинтересовалась я, имея в виду то, как элегантно они заставили меня сделать то, что они хотели.

Спивак помолчал, потом каким-то очень родственным жестом поправил на мне воротник куртки.

— Поскольку всякий труд должен быть оплачен, еще не поздно ответить на вопрос, который вам был уже задан.

— Поздно, — сказала я.

Спивак пожал плечами, открыл передо мной дверь, и я ушла, еле сдерживаясь.

В экспертном центре уже было темно, только у Юлия Евстигнеевича горел свет. Не успела я распаковать пистолет, как он вцепился в него и стал вертеть его, рассматривать и обнюхивать. Потом поднял на меня глаза.

— Только не говори, что это из него стреляли на восемьдесят метров. Я в это никогда не поверю.

— А если я пулю принесу?

— Принеси, тогда и поговорим.

— Тогда я пошла.

— Тебя проводить? — спросил заботливый Евстигнеич, но я видела, что больше всего ему хочется остаться, сидеть над пистолетом, разбирать его и раскладывать по винтикам.

— Нет, — сказала я. — Можно, я позвоню?

— Да ради Бога.

Он выгреб из-под кучи всевозможного хлама телефонный аппарат, и я набрала номер Шарафутдинова. Мне во что бы то ни стало надо было доехать до УБОПа и отправить Шарафутдинова в Москву за пулями. Но его телефон молчал. Зато зазвонил мой мобильный.

— Мария Сергеевна, — услышала я голос шефа, — как дела? Задержание оформили?

— Оформила, — вздохнула я. Шеф, как всегда, выразился очень точно. В этой ситуации от меня большего, чем услуги по оформлению, и не требовалось.

— В прокуратуру вернетесь?

— А надо?

— Я вас жду, — сказал шеф и отключился.

Я попрощалась с экспертом и ушла. Но события этого длинного дня еще не были исчерпаны.

В прокуратуре уже тоже было темно, и свет горел только у прокурора. Я вошла к нему не раздеваясь, и прямо в куртке присела у стола, собираясь с мыслями.

— Сегодня Кочетова рапорт написала, — поделился со мной шеф.

— Лариса? — удивилась я.

Кочетова работала помощником прокурора, поддерживала обвинение в суде уже сто пятьдесят лет, своей работой была очень довольна, в городской находилась на хорошем счету, судьи ее любили, в общем, она была последним человеком, от которого можно ожидать такого фортеля. Тем более, что государственные обвинители были единственным надзором в прокуратуре, кто мог спать спокойно: уж их-то сокращение коснуться не должно было. Намечаемые в прокуратуре сокращения имели лью привести этот орган к европейской модели, осуществляющей только уголовное преследование, и поддержание в суде государственного обвинения полностью соответствовало этой модели, в отличие от остальных видов надзора.

— Лариса, — грустно подтвердил шеф.

— Она же еще пенсию не выработала. — Я ей то же самое сказал.

— А в чем дело?

— Поговорите с ней завтра, ладно? — попросил шеф. — Может, одумается. Ну, а что у вас?

Я набрала воздуху и рассказала шефу все честно, без утайки. И про обед с Барракудой в гостинице, и про инсинуации, связанные с голубым бриллиантом, и про разговор с Ермиловым, и про обаяшек-оперов. И про чеки с подписью Нагорного, и про пистолет, и про пули.

— Полагаете, фальсификация? Все-таки подбросили ему пистолет? — шеф, не глядя на меня, постукивал по столу сломанным карандашом.

— На девяносто процентов.

— По заказу Нагорного?

— А это — на сто процентов.

— Так что, он жив и где-то прячется?

— Да, — твердо сказала я. — Теперь у меня уже сомнений в этом не осталось.

— Инсценировал свою гибель?

— Ничего он не инсценировал. В панике сбежал, после убийства жены. Он прячется не от прокуратуры, а от киллеров.

— Где искать его думаете?

— Эти два оперативника, Спивак и Захаров, точно знают, где он. По крайней мере, поддерживают с ним связь.