Воспевая рассвет - Мэрилайл Роджерс

Вульф обнял ее и прижал к себе, стараясь унять ее дрожь. Брина с признательностью взглянула на него, продолжая трястись от холода. Глиндор глядел на них, стоя неподалеку, и размышлял. «Этому саксу нельзя отказать в благородстве, – думал старик, – хотя он, конечно, и враг для нас, трудно было бы найти более верного друга. Любой на его месте оставил бы нас, а сам поспешил к королю, чтобы предупредить его об опасности. Но он путешествует вместе со стариком, женщиной и двумя детьми, которые не могут передвигаться быстро. К тому же из-за нас его гораздо легче обнаружить врагам. Вульф ни при каких обстоятельствах не бросил нас одних, и это благородство достойно уважения».

– Хм! – Услышав знакомое восклицание, молодые люди обернулись. – Лучше поищем подходящее место для ночлега, а завтра продолжим путь. В этой местности нам, похоже, не удастся найти ни пещеры, ни леса.

Эти разговоры окончательно убедили Вульфа, что дождевые облака не являются результатом колдовства Глиндора. Волосы сакса потемнели от дождя и прилипли ко лбу.

– Вон там, похоже, деревья, – кивнул он в сторону рощицы, вытянувшейся вдоль берега небольшой речки, впадавшей в море неподалеку.

– Хм, – старик, похоже, не доверял такому укрытию. Но выбора не было, и он двинулся в направлении рощи. Дети поспешили следом.

Глядя на незнакомую равнину с разбросанными здесь и там небольшими холмами, Брина вспомнила горы и густые леса родной стороны. Обернувшись к морю, она с удивлением увидела, что рыбацкие лодки уже отчалили от берега и безмолвно пустились в обратный путь.

– Это привидения, созданные колдовством, или они из плоти и крови? – иронично спросил Вульф у Брины, кивнув в сторону гребцов.

Легкая улыбка тронула ее замерзшие губы и она ответила:

– Не важно. Главное, что мы здесь.

– Конечно, не важно, – засмеялся Вульф, и они вдвоем пошли к роще, где уже расположился старик с детьми, – только я все еще не смог понять, насколько могущественно колдовство старика.

Брина закусила губу. Не следовало удовлетворять его любопытство, когда дело касалось волшебства. Она ускорила шаг и, глядя ей вслед, Вульф мысленно выругал себя за допущенную бестактность.

Между тем наступили сумерки, дождь прекратился. Из ветвей и листьев папоротников они соорудили небольшой шалаш среди деревьев, и когда наступила темнота, они уже расположились на ночлег.

– Теперь нам предстоит добраться до Нортумбрийского побережья, – сказал Вульф.

Губы Глиндора дрогнули в усмешке:

– Если завтра мы двинемся через остров, то, думаю, побережья достигнем через два дня.

Вульф скептически взглянул на старика. Им нечем было заплатить за переправу, разве только рыбаки снова окажутся настроенными уважительно к старику и его тайным силам.

– Ты все еще сомневаешься в моих силах, сакс? – язвительно спросил старик. – Разве до сих пор ты не убедился в моем могуществе?

– Сомневаюсь не в твоих силах, а в том, что кто-то этим силам подчиняется, – голос сакса зазвенел, словно сталь.

– Люди на этом острове еще помнят свои корни. Их вера до сих пор непоколебима, – Глиндор ответил достойно. – Если я говорю «это будет», то это будет непременно. И сейчас я говорю: нас перевезут на Нортумбрийское побережье, можешь не сомневаться.

Вульф поспешно кивнул, чтобы не спорить со стариком, но не удержался, чтобы не добавить:

– Разве твои силы иссякли, когда ты покинул землю кимри? Я видел, что ты сотворил на Винвидском поле.

Глиндор нахмурился. Воспоминания о том дне все еще причиняли ему боль.

– Дело не в том, что мои силы иссякли на саксонской земле. Здесь дело в самой земле.

Брина удивленно подняла голову. Опять дед раскрывал свои секреты. Она сидела молча, недоуменно слушая, как сам старик решился объяснить непосвященному то, что ему было не дано знать.

– Если в людях нет веры, энергия сил природы ослабевает и уходит глубоко в иные сферы, так что даже мне трудно общаться с ними. – Глиндор почувствовал смущение Брины и решил, что потом обязательно должен объяснить внучке, для чего он пустился в эти пространные рассуждения. Саксу давно уже надо было понять, что все могущество старика лишь ничтожная часть великого целого. Помня об опасениях прекрасной колдуньи, что тайные силы могут замолчать навсегда, если уйдет тот, кто может воззвать к ним, Вульф слушал, понимая гораздо больше, чем рассчитывал старик.

– Я, конечно, могу вызвать дождь и бурю, заставить диких зверей повиноваться моей воле, но все это мне будет неизмеримо труднее сделать, если я буду окружен непочтительными и неверующими людьми. – Закончив свою пылкую речь, старик поплотнее завернулся в свой черный плащ, вылез из шалаша и уселся под ближайшим деревом, прислонившись спиной к стволу.

Слова деда вновь напомнили Брине, какая глубокая пропасть лежит между нею и саксом.

– Наверно, эти разговоры для тебя страшны и непонятны, – грустно сказала она.

Вульф хотел было согласиться, но, поразмыслив, возразил:

– Вовсе нет. Если подумать, тут нет ничего странного и непонятного. Я христианин, и я верю, что землю и все остальное в этом мире создал Бог. Поэтому вовсе не трудно увидеть божий свет в каждой живой твари. И я согласен, что грешник может осквернить этот свет своим прикосновением, – Вульф улыбнулся, видя, с каким напряженным вниманием Брина старается вникнуть в смысл его слов. Глиндор ничего не сказал, лишь закутался с головой в свой плащ и проворчал что-то непонятное.

Над шалашом повисло молчание. Сон уже давно сморил детей, да и Брина уже почти задремала. Но старик, казалось, вовсе не собирался спать.

Вульфа раздражало, что старик неусыпно наблюдает за ним, охраняя Брину от возможных посягательств.

Вульф молча выскользнул из шалаша и пошел вдоль берега реки. Ночь была безлунной, поэтому он с трудом мог разглядеть окружающий его кустарник и валуны. Он решил не уходить далеко, вскарабкался на огромный камень, возвышавшийся неподалеку, и уселся там, вдыхая воздух, напоенный свежестью после дождя.

Мысли Вульфа вновь вернулись к прекрасной колдунье, к их любви и к преградам, ожидающим их на пути к цели. Затем он стал размышлять, как наилучшим образом сообщить Эсгферту о готовящемся заговоре и как убедить короля поверить ему.

Тут Вульф вспомнил о предательстве брата. Лицо его помрачнело при мысли о том, что тот, кого он считал самым близким по крови человеком, оказался подлецом. Ведь Вульф сам добился, чтобы Эдвина приняли при дворе, и многие годы заставлял себя не замечать растущей зависти брата. Так Вульф сидел, погруженный в свои мысли, как вдруг сильный удар обрушился на его голову. Нападавший, видимо, хотел одним ударом уложить его наповал, но это ему не удалось. Вульф кувырком скатился с валуна, попытался встать, превозмогая боль, но опять упал. В ночном мраке ему удалось рассмотреть огромного человека, стоявшего над ним с толстой дубиной в руках.