Третья жена шейха - Зинаида Хаустова

Глава 48. Протест

Мансур уехал и стало спокойнее. Можно без посторонних раздражителей осмыслить ситуацию. Раньше хладнокровия не хватало, чтобы подняться на уровень внешнего наблюдателя. Постоянно терзала ревность и фонтанировали эмоции. Теперь, когда я знаю, что Мансур не у своих жен, можно попытаться подвести промежуточные итоги.

Я одна из женщин своего мужчины. И это осознание режет больнее самого острого кинжала. Сделать с этим я ничего не могу. Мансур не единожды сказал, что никакого развода не будет.

Если я лелеяла надежду на побег, то ее тоже не осталось. Если меня не выпустят из страны, то и бежать смысла никакого нет.

Есть еще надежда на то, что я надоем Мансуру, и он отпустит меня сам. В конце концов трудно представить, сколько он тратит на содержание этого дома со всей прислугой. Но чтобы надоесть, нужно понимать, какие женщины ему нравятся, а какие нет.

Он постоянно повторяет, что я должна быть покорной. Значит ли это, что ему нравятся именно такие женщины? Вафия — воплощение покорности. Она молода и красива. Однако, Мансур завел себе еще двух жен.

Опять же, я выражаю протест, но мое неповиновение его никак не отталкивает. Следовательно, вряд ли это можно использовать как линию поведения, чтобы надоесть.

Но и покорность не приведет к нужному результату. Вафия тоже вполне устраивает Мансура. Отношения у них явно доверительные, если он рассказывал ей обо мне.

Какой-то тупик. Ничего не понятно.

Одно можно сказать точно. Вряд ли я смогу так жить и постоянно сгорать от ревности. Мансур абсолютно прав, в таком браке любовь не нужна. Уважение то, что надо. Если нет любви, то и ревности быть не должно?

— Госпожа, когда приедет учительница, вам опять накрыть обед в малой столовой? — материализуется на пороге кабинета Кристина.

Прихожу в себя и смотрю на нее растерянно. Да, должна приехать Негар. Я так ничего и не спросила у Мансура про врача в оазисе. Если там не нужен врач, может быть Негар найдут какую-то работу через это агентство.

— Кристина, а тебя же нанимали через агентство? — припоминаю я. — Кажется Шакира об этом говорила.

— Да, госпожа, именно так.

— А ты тоже жила в оазисе? — уточняю я.

Кристина смотрит непонимающе, потом отрицательно качает головой.

— Нет, я нигде не жила. Сразу после приезда меня отправили в тот дом, о котором я вам рассказывала. Потом сразу перевели на новое место, потом сразу сюда. Нет смысла держать кого-то без работы. В Саудовской Аравии слишком большой спрос на домашний персонал с тех пор, как отменили рабство.

— Отменили рабство? — переспрашиваю я.

— Ну да, еще лет двадцать назад в Эр-Рияде работал невольничий рынок, как рассказывала мне экономка на прошлой работе.

— Чему я вообще удивляюсь, — бормочу себе под нос, задумчиво наматывая локон на палец, — то есть тебя наняли не через агентство Мансура?

— Нет, у моей конторы точно другой хозяин. Я слышала, что он приехал много лет назад из Пакистана.

— Очень любопытно, — смотрю на девушку задумчиво, — а про агентство в оазисе ты ничего не слышала?

— Нет, госпожа. Прошу прощения, где все-таки накрывать обед? — возвращает меня к текущей повестке Кристина.

— Да, можно в малой столовой. Спасибо, Кристина!

Какая-то ерунда с этим оазисом. Еще там было ясно, что женщины недоговаривают какую-то информацию. Спрашивается, зачем брать персонал через чужую контору, когда у Мансура полный оазис девушек без работы.

Нужно задать ему этот вопрос, если мы будем нормально общаться. И здесь возвращаемся к первоначальному вопросу. Что мне делать с моей жизнью? Чтобы нормально общаться, я должна принять свое положение. Но хоть убей не понимаю, как можно со всем этим смириться? Слушаю точку зрения восточных женщин. Умом ее понимаю, но на себя примерить никак не могу.

Хотя с учетом новой информации Кристины, нужно сказать спасибо судьбе, что я всего лишь третья жена, а не рабыня. В голове все это не укладывается. У нас запускали первого космонавта, а в это время где-то еще существовало рабство!

Хотя сильно ли мое положение отличается? Сижу здесь в четырех стенах. Под надежным надзором Шакиры. Разница только в том, что работать не заставляют. Лучше бы заставляли, не казалось бы все таким бессмысленным.

А какого черта я вообще здесь сижу?

Встаю и решительно прохожу через весь дом. Выхожу на улицу. Прохожу через сад и прямо в одежде бросаюсь в воды залива. Плыву под палящим солнцем, не обращая внимания на потяжелевшую от воды одежду. Чувствую приятное растяжение в мышцах и улыбаюсь сама себе.

Не дожидаясь солнечного удара, поворачиваю назад. Выхожу на горячий песок и быстро бегу по нему обратно. Никто не запретит мне плавать в заливе, если я сама не смирюсь с запретом. А если кому-то что-то не нравится, всегда можно развестись.

Глава 49. Цели

Каждое утро и каждый вечер я плаваю в заливе. Первый день надевала абайю, потом отбросила в сторону местные предрассудки и стала сбрасывать её у кромки песка. Шакира громко выражает свое недовольство, но мне, честно говоря, наплевать. Хуже, чем есть, уже быть не может. Я заслужила хотя бы глоток свободы.

Утром, когда солнце ещё за горизонтом, а вода похожа на молоко, я пытаюсь заплыть как можно дальше. В нашу единственную прогулку на яхте я была слишком увлечена беседой. Сейчас хочу оценить побережье трезвым взглядом. Возможно, море — единственный путь к свободе.

Отплываю на достаточное расстояние и оборачиваюсь к берегу. Все побережье усеяно домами. Как понимаю, четыре одинаковые виллы принадлежат Мансуру.

С ума сойти, если осмыслить сей факт. Он изначально хотел завести четырёх жён, когда строил сей комплекс. Всё происходящее не какой-то выверт судьбы, а его холодный целенаправленный жизненный план. Уже сейчас можно со стопроцентной вероятностью предсказать, что появление четвёртой женщины рано или поздно произойдёт. Это дело времени.

Ещё один вывод из этого заплыва — через море пути нет. Если где-то и есть свободное побережье, то с этого расстояния я его не вижу. Дальше заплывать боюсь.

Выхожу на берег и натягиваю абайю. Она сразу прилипает к мокрому телу. Бреду через сад к входу в дом. На пороге меня встречает Шакира. Недовольно поджимает губы.

— На территории работает мужчина-садовник, — сухо уведомляет меня.

— Так увольте его и наймите женщину,