Русская Мата Хари. Тайны петербургского двора - Александр Широкорад

Всю ночь поезд стоял на вокзале, и только на следующий день, в 11 утра, мы, наконец, отправились в путь. До последней минуты в наш вагон рвались другие беженцы, умоляя забрать их с собой. На других станциях царила такая же паника, и у всех было только одно желание: убежать от большевиков.

К трем часам дня мы добрались до Минеральных Вод, где по неизвестной причине простояли до утра. В нашем поезде, в салоне-люкс, ехала жена Шкуро. Вагон был ярко освещен, и там виднелся богато нарытый стол».

Вот так Кшесинская встретила новый, 1920 год. Лишь 4 (17) января поезд с кисловодскими беженцами добрался до Новороссийска. Там Матильде и ее спутникам пришлось прожить в вагоне полтора месяца. Они медлили с отъездом, так как не было парохода, следовавшего прямо во Францию или Италию, а иметь пересадку в Константинополе не желали ни великая княгиня Мария Павловна, ни Матильда.

И вот 13 февраля Матильда и ее спутники поднялись на борт парохода «Семирамида», принадлежавшего итальянской компании «Триестино Ллойд». «Правда, мы еще находились в российских водах, но уже на палубе итальянского судна, – пишет Кшесинская. – После всего пережитого каюта первого класса казалась нам верхом роскоши. Чистое постельное белье, удобные кровати, ванна, туалет, парикмахер – всего этого мы были лишены много месяцев. Придя впервые на обед в столовую, мы просто не поверили своим глазам: столы были накрыты чистыми скатертями, на которых стояли столовые приборы. Словом, всего этого мы не видели с незапамятных времен. Когда элегантно одетые официанты стали подавать обед, состоявший из множества вкусных блюд, мы просто остолбенели – так велик был контраст с тем, что мы недавно пережили. Если добавить к этому ощущение полной безопасности, то можно себе представить наше настроение. Нас смущали только лохмотья, в которые мы были одеты, но другой одежды никто не имел».

Через шесть дней «Семирамида» вышла из Новороссийской гавани. Ни Матильда, ни великокняжеская семья никогда больше не увидят Россию.

12 (25) марта 1920 года Кшесинская после шестилетнего отсутствия вновь оказалась на любимой вилле «Ялам». После охваченной огнем Гражданской войны России Франция показалась Матильде раем.

«Разумеется, я была счастлива, что нахожусь у себя в доме, где сохранилось много мелких, но дорогих моему сердцу вещей. И все же в душе моей осталась боль утраченного. Мне было приятно снова видеть кухарку Марго и Арнольда, который умудрился вывезти многие фотографии и альбомы, напоминавшие мне о замечательном и безвозвратно ушедшем времени. Арнольд и сам был фотографом-любителем и привез свои снимки, сделанные у меня на даче.

Я приехала в Кап-д’Эль без гроша в кармане, поэтому сразу пришлось заложить виллу, чтобы рассчитаться с прислугой и старым садовником Ботеном, который все эти годы терпеливо ждал моего возвращения и следил за домом и садом. Нужно было также купить себе одежду, так как у меня осталось лишь два старых платья, а Вове вообще не в чем было выйти в люди.

По возвращении мы встретились с великой княгиней Анастасией Михайловной, которая к тому времени овдовела и жила на своей вилле «Фантазия» в Эзе, недалеко от нас. Это была одна из самых очаровательных женщин, которых мне довелось встретить. Кроме того, она отличалась удивительной добротой, любила жизнь и всегда оставалась милой и доброжелательной. Анастасия Михайловна очень привязалась к моему сыну, и когда он, еще до войны, заболел в Каннах, несколько раз его навещала, а после выздоровления пригласила к себе на чай на виллу “Венден”».

Как уже говорилось, Матильда многое забыла, а многое предпочла забыть, поэтому придется сделать маленькое отступление.

В 1879 году Анастасия, дочь великого князя Михаила Николаевича, вышла замуж за Фридриха-Франца герцога Мекленбург-Шверинского. Брак этот не был политическим, герцогство входило в состав Германской империи, просто ничего лучшего для Анастасии не нашли. В 1897 году герцог умер, а его вдова, как говорили в Германии, «забросила чепец за мельницу». Анастасию Михайловну постоянно видели в самых дорогих казино и отелях. Ей неизменно сопутствовала компания молодых плейбоев. В конце концов Вильгельм II не выдержал и публично назвал герцогиню «нашей Мессалиной». Кайзер имел в виду жену римского императора Клавдия I, прославившуюся своим распутством и оргиями с мальчиками-подростками.

А теперь вернемся к воспоминаниям: «Мы все радовались этой встрече и часто ездили на виллу «Фантазия», а великая княгиня бывала у нас. Иногда Вова навещал Анастасию Михайловну один, так как ей очень нравилось его общество. Потом она со смехом рассказывала, как Вова съел все, не оставив ни крошки. Вова не любил танцевать, а великая княгиня обожала танцы и настаивала на том, чтобы он им научился и мог бывать у нее на приемах. Мы часто говорили о судьбе членов царской семьи, которые остались в Алапаевске, в далекой Сибири, в окрестностях Екатеринбурга. Там находился в заточении ее брат, великий князь Сергей Михайлович. С болью и горечью я думала, что если бы он уступил моим просьбам и вовремя уехал, то, возможно, был бы сейчас с нами».

На Золотом берегу Матильда и Андрей Владимирович встретились с великим князем Борисом Владимировичем и его женой. Революция дала свободу не только пролетариату, но и великим князьям. 12 июля 1919 года в Генуе Борис Владимирович женился на Зинаиде Сергеевне Рашевской, с которой вступил в связь еще в России. Зинаида была к тому времени дважды разведена; по первому браку – Елисеева, по второму – Дьякумова. В 1920 году «молодожены» проживали в Ницце.

Ну а в Буайе жил князь Гавриил Константинович, обвенчанный еще в Петрограде 9 апреля 1917 года с Антониной Нестеровской. В 1918 году он был ненадолго арестован ЧК, а затем выпущен и уехал с женой через Финляндию во Францию. Гавриил Константинович был правнуком императора Николая I и по законам Российской империи был вынужден довольствоваться титулом князя без прилагательного «великий». Однако в 1939 году «император» Владимир Кириллович повысил ему статус и произвел в «великие».

Вскоре после появления Кшесинской в «Яламе» к ней приехал Дягилев и предложил участвовать в следующем сезоне в Париже. «Мне тогда было 48 лет, но я находилась в прекрасной форме и могла с успехом танцевать. Я была польщена этим приглашением, но ответила отказом. После того как прекратили свое существование императорские театры, у меня пропало желание выступать.

Я получила письмо от Лалоя, секретаря директора парижской Оперы господина Руше. В письме он просил меня о встрече, чтобы от имени директора передать приглашение на выступление в следующем сезоне. Это предложение для меня было тоже очень лестным, но я отказала и Руше по той же причине, что и Дягилеву, – разумеется, поблагодарив за оказанную мне честь.

Очень обрадовал меня неожиданный визит Тамары Карсавиной. Как всегда красивая и элегантная, она прекрасно выглядела. Я оставила ее у себя на обед, ведь мы не виделись столько лет!»

Как эмиграция заставила забыть кровные обиды! Непримиримые соперницы-балерины объяснялись в любви друг к другу, либералы и монархисты пили на брудершафт, а затем пели «Боже, царя храни…»