Прогулки по Кенигсбергу - Дина Якшина

Но… прошло одно-другое десятилетие, и всё «устаканилось». Любители кофе и не думали отказываться от пива и вина. А очень скоро в виноделии был осуществлён значительный прорыв. Точнее, два прорыва. Во-первых, в Германии сообразили, что спирт можно получать не только из зерна, но и из картофеля. Купцы мигом сориентировались — и… началось производство «палёной» водки, «палёного» рома и поддельного портвейна! (Вопреки устоявшимся мифам о непорочной чистоте германских торговцев и «настоящем немецком качестве»!)

Винокуры гнали дешёвую картофельную водку (старопрусскую сивуху), потом перегоняли её ещё раз, чтобы удалить часть содержащейся в ней воды, — и получали таким образом неочищенный винный спирт, который называли «Sprit» (от латинского «Spiritus»). Затем брали примерно бочку настоящего, тонкого ямайского рома, три-четыре бочки рома похуже («матросского» — то бишь дешёвого, скверного), две-три бочки картофельного спирта… всё это перемешивали и отправляли морем в Данию, Швецию, Норвегию и Россию.

Белые французские вина подслащивали свинцовым сахаром. Портвейн и испанские вина научились изготавливать… совсем без вина: из спирта, воды и растительных соков (которые по мере развития химии стали заменять химическими препаратами).

Неизвестно, до чего ещё докатились бы прусские винокуры, но… жесточайшую конкуренцию им на спиртовом рынке составили российские производители «сивухи». Нашенская «сивуха» была дешевле прусской, при этом оставалась хлебной. Прусский картофельный спирт сдавал позиции столь стремительно, что Фридрих Энгельс посвятил этому процессу целую монографию. Закончив её словами: «Благодаря русской конкуренции приближается тот день, когда ‹…› у прусских юнкеров будет отнят водочный шлем и у них останется только шлем фамильного герба или, в лучшем случае, армейский шлем. Наступит конец Пруссии».

Энгельс ошибся. (Это часто случалось с классиками марксизма-ленинизма.) Конец Пруссии наступил нескоро. И по причинам, с водкой связанным весьма-таки опосредованно.

А второй прорыв связан с производством… шампанского. Удивительно, но напиток, на долгие годы ставший символом не только — и не столько! — Франции, сколько России (от гусарских пирушек и великосветских обедов до встречи Нового года с бутылкой «Советского шампанского» и тазиком «оливье» перед телевизором), пришёл к нам из Кёнигсберга!

Восточный флигель Королевского замка. «Дом Альбрехта»

Вход в «Блютгерихт»

В винном погребке «Блютгерихт», 1940-е годы

Началось всё с того, что 22-летняя Барба Николь Понсарден, дочь мэра Реймса, небольшого городка во французской провинции Шампань, вышла замуж за преуспевающего винодела и виноторговца Франсуа Клико. Однако через шесть лет супруг скоропостижно скончался. Вдова осталась с маленьким ребёнком на руках. Ей советовали продать дело и жить безбедно, воспитывая дочь.

Совет был разумен, тем более что в 1805 году в Европе началась война, мало способствовавшая процветанию бизнеса. Но… предприимчивая вдовушка здраво рассудила: война когда-нибудь закончится, а вино будут пить всегда. Тем более — такое: в Шампани научились изготавливать невиданное прежде игристо-пенное. (Мадам Клико принадлежит изобретение ремюажа — способа очистки вина от отходов ферментации.)

В 1814 году, когда русские войска подошли к Реймсу, мадам не стала препятствовать разграблению её винных подвалов. Когда ей сообщили о грандиозной попойке, устроенной офицерами гусарского полка в погребах с шампанским, — она невозмутимо ответила: «Это русские? Пусть пьют. Русские всегда платят за выпивку. Не сейчас, значит, позже. Платить за своих офицеров будет вся Россия».

И действительно. Вскоре, собрав в нескольких уцелевших подвалах 20 тысяч бутылок, вдова Клико отправляет их в Россию. Главное — быть первой. Пока конкуренты («робкие и трусливые», по мнению энергичной вдовы) не успели опомниться.

Мир ещё полностью не восстановлен, Россия пока что не отменила запрет на ввоз французских товаров. Мадам Клико и её компаньон Бон находят судовладельца в Руане, который берётся доставить ящики с шампанским в Кёнигсберг. А уже оттуда г-н Бон рассчитывает переправить их за границу. Конечно, затея рискованная, но… кто не рискует, тот не пьёт шампанского. И уж, конечно, не производит!

Судно снаряжалось в обстановке строжайшей секретности. Шло под голландским флагом (англичане всё ещё подозрительно относились к французским кораблям). Бон сопровождал драгоценный груз. В его каюте не было даже постели, зато там обнаружились клопы величиной в десятисантимовые монеты. Правда, в дорожном сундучке г-на Бона находилось 18 бутылок красного вина, 5 бутылок коньяка и 6 томов «Дон Кихота». К концу путешествия остался только «Дон Кихот».

И вот судно с 75 ящиками шампанского «Вдова Клико» пришвартовалось в Кёнигсбергском порту. Прямо на пристани Бон получает известие, что Россия открыла границы для торговли и что расторопная мадам, узнав об этом чуть раньше, уже отправила корабль с шампанским в Санкт-Петербург.

Бон, осмотрев ящики, убедился, что всё вино в сохранности. Несколько ящиков он решил продать местной знати, так как в это время в Кёнигсберге отмечался день рождения прусского короля. Результат превзошёл все ожидания.

«Ах, дорогие друзья! — писал Бон в родной Реймс. — Какое зрелище! Как я жалею, что вы не видели, как две трети высшего общества Кёнигсберга из любви к вашему нектару сидит у ваших ног… Это дивное вино действует убийственно, и тому, кто хочет ознакомиться с ним, советуют привязаться к стулу, ибо, если после благоговения, оказанного бутылкой, не привязаться, то хочется полезть под стол… Вероятно, это вино полюбит император Александр».

Кёнигсбергская знать была буквально очарована «Вдовой Клико».

«В народ», правда, вино не пошло, оставшись напитком элитным. Оставшуюся часть ящиков Бон доставил-таки в Россию на каком-то судёнышке, которое называл «пирогой из четырёх досок». И дико удивлялся, что не утонул.

Бутылки шампанского раскупались по 12 рублей штука. Цена по тем временам невиданная. Рынок был завоёван. Кстати, Александру I «Вдова Клико» действительно понравилась…

Но вернёмся в Кёнигсберг. В самом известном винном ресторане «Блютгерихт» («Кровавый суд») можно было по быстрому опрокинуть рюмочку, закусить колбаской — и вперёд. Из подземелья Королевского замка — в город, где бьёт ключом бурная деловая жизнь.