Товарищ американский президент - Сергей Костин

Последнее замечание специально для членов экипажа. Смотрят с нескрываемым восторгом и уважением. Нет, я не горжусь. И так понятно, с кем работают.

– Маршал, дружок мой, – пояснил я тем, кто не все понял. – Я с ним еще до яслей знался. Песочницы, то, сё.

В связь-фуражке запыхтел знакомый с детства голос, пришлось оторваться от щемящих воспоминаний.

– Маршалыч! Здорово, старичок! Да я это, я! Сергеев. Пока что майор. Какой полковник? Представление о повышении на столе у главнокомандующего видел? Так оно там пятый год под чашкой кофе пылится. Не дождусь. По делу я. По очень важному и даже где-то государственному. Проблемы у меня. Выручай по старой дружбе. Десять тире двадцать с разделяющимися в четко указанные координаты слабо? Да там пустота одна. Прерия, подсказывают мне. Я врать не стану. Одним словом, на себя я огонь вызываю. На себя, говорю. У меня тут гуманитарный состав, а нас предполагаемый противник в клещи взял. Пусть твои оборонные силы побеспокоятся, маневры проведут с боевыми стрельбами.

В связь-фуражке неприятно зачмокало.

– Значит, селедку тебе жалко, а меня не жалко? – возмутился я, краснея от нежелательного присутствия товарищей по команде. – Я тебе приказываю! Нет? Хорошо. Ты меня, маршалыч, знаешь. Я все равно вернусь. С селедкой или без. И тогда пожалеешь. Под трибунал пойдешь. Ты у меня окопы рыть будешь. Портянки одноразовые выдавать.

Брошенная на пол связь-фуражка закатилась под микроволновый подогреватель.

– Боб, еще раз увижу здесь эту бандуру, уволю в саперные войска!

– А я причем, – попробовал оправдаться второй номер, но был заочно закреплен за шестым саперным батальоном по условному сроку.

– Оператора отпускать, или дальше злиться изволим? – спецмашина тоже сволочь. Жаль ее нельзя вместе с Бобом.

– Не отпускать! Держать до последнего. Пусть свяжет меня с командующим первой спец бригады. Он у меня в должниках, я его в прошлый Новый Год открыткой поздравил. И дайте мне кто-нибудь связь-тюбетейку!

– Командор! Командующий отозвался.

– Генералыч! Сергеев это. Здравствуй, здравствуй, генерал прекрасный. Один ты мне другом остался. Да ладно, генералыч, я про старые долги не вспоминаю. Поздравил от чистого сердца. Без отдачи. Но помощь от тебя непременно приму. Ответь мне, дорогой товарищ, способны ли твои красно-сине-белые панамки за восемь минут прибыть в место, которое я сейчас укажу. Не бойся, не в нашу родную столицу. Чуть дальше. В американские степи. Где, где, в Америке, вот где. Ординарцев спроси, они должны знать. Помоги, генералыч. Один не справляюсь.

Выслушивая ответ, я хмурился все больше и больше.

– Самого до прапорщиков разжаловали? И за что? Совершил марш-бросок на Северный полюс вместо того, чтобы перекинуть бригаду в Северную Корею? Опоздал на парад в честь Кимчинырыча? Это ты дал маху. Кемчинырыч мужик хороший, когда у меня ревматизм был он лично роту санитарок для массажа присылал. И что теперь? Окопы капаешь? И где? Там же, на Северном полюсе? Повезло, мог бы в Сахаре. Ну, извини, товарищ.

– Мм? – иногда от Герасима так и прет неприкрытым любопытством.

– А я не знаю, что теперь делать, – руками я тоже умею разводить. – В конце концов, кто у нас мозг команды? Кто решает не решаемые задачи? Почему я, командир подразделения "000" должен за всех отдуваться? Тебе государство доверило почетный, хоть и трудный пост, вот и отрабатывай.

Герасим свесил босые ноги с гамака и, слегка покачивая их, думал ровно пять секунд. Над важными вопросами Гера никогда больше не думает.

– Мм, – третий номер говорил долго, тщательно подбирал слова и доходчиво приводил веские аргументы. Глаз не отводил, что говорило о том, что вопрос продуман тщательно и иного нам не остается.

– Будь по-твоему, – согласился я, ласково поглядывая в лицо третьего номера. – Но пистолетик свой я рядом положу. Вот здесь. И если что….

– Мм, – испугался Гера.

– Гамак точно не трону. Милашка! Ты все слышала. Отпускай спутник, больше он нам не нужен. И объяви пятисекундную тишину. Команда должна в спокойной обстановке осознать важность того, что мы сейчас сделаем. Все готовы? Тогда приготовьте ключи доступа.

Второй номер ключ доступа хранил в личном сейфе, в банке из-под халвы. Третий номер вытащил ключ из-под подушки. Толстая титановая цепочка звякнула, нарушая тишину. За своим ключом доступа мне пришлось сбегать в морозильный отсек. Золотая болванка с бороздками хранилась в медальоне, что висел на шее пингвина. В медальоне, кроме самого ключа, хранилась фотография Муры Деминой, прядь ее волос и недельный запас сушеной рыбы на случай непредвиденной голодовки.

– Товарищи спасатели! Вставьте свои экземпляры в соответствующие разъемы. Напоминаю, повернуть ключи мы должны только строго по сигналу спецмашины. Милашка, командуй.

– И раз, и два, и три! – скоординировала Милашка повороты и три ключа мягко прохрустели в своих гнездах.

Прямо передо мной, в приборной панели, негромко жужжа, откинулась бронированная пластина. Заворчали гидроприводы и на поверхность из глубин спецмашины поднялась самый большой секрет Милашки. Красный аппарат типа "телефон международный по жетонам".

Это был очень старинный аппарат. На нем даже сохранилась натертая до блеска многочисленными ладонями прежних хозяев черная телефонная трубка. Несмотря на отсутствие наборного диска, на телефоне красовался пластмассовый земной шарик в окружение колосьев. Все оплетено кумачовыми лентами с неразборчивыми надписями. И имелась еще одна-единственная кнопка.

Я сжал лицо руками, пытаясь унять дрожь. К этому средству мы никогда еще не прибегали. Крайняя мера. Но я должен это сделать.

– Смелее, командир, – подбодрил меня Боб. Ему хорошо, он, в случае чего, на историческую родину слиняет без спросу.

– Время идет, деньги капают, – вежливо напомнила спецмашина, – ладошки только о комбинезон протри.

– Мм, – пожелал Гера, пристально глядя на меня, словно пытался запомнить, каким я был в этот важный для всей команды момент.

– К черту и к Директору, – командиры спецмашин подразделения "000" быстро справляются с волнением.

Я двумя пальцами снял трубку, прижал ее холодную раковину к уху и, послюнявив на удачу большой палец, вжал красную кнопку аппарата.

Две минуты ничего не происходило. В трубке что-то шуршало, слабо пиликало, слышались далекие, едва различимые переговоры японского и китайского премьер министров. О чем болтали? Я не трепач, чужие секреты выбалтывать.

Но тот, кого я хотел слышать, возможно, не было на месте.

Каждое ожидание должно быть вознаграждено. Этот великий закон пришел в голову пять тысяч лет назад великому африканскому ученому с труднопроизносимым именем во время ожидания смертной казни через общественное съедение.

В ухе щелкнуло и на том конце ответили. На корпусе аппарата загорелась надпись, что для продолжения разговора следует опустить пятнадцать копеек. Лента с пятнадцатикопеечными заменителями медленно поползла внутрь аппарата. Процесс трудоемкий, но ничего не поделаешь.