СНТ - Владимир Сергеевич Березин

Чайник делал своё дело – кашля и сморкания становилось всё меньше.

Падали, падали капли, вступила в дело какая-то зурна или что-то ещё, задудела длинная труба, в которую дул другой мальчишка, снова прибежал первый – с чайником.

Мир проснулся и внимал всем этим звукам. И он свой в нём, на своём месте.

Ноги уже онемели, он не чувствовал их, но солнце вывалилось из распадка, качались монахи в такт, а он бормотал что-то вроде «там, вдали, за рекой», и погасли огни, разгорелась заря, сердце пробито, война вечна, все мёртвые при деле. Было время, думал он, на нас точили зубы, но теперь всё правильно и соразмерено, как в старых сказках…

А выйдя из холодного зала, он подхватил рюкзак и продолжил путь – мимо всё тех же местных пьяниц, что брели вдвоём, зацепившись мизинцами, как влюблённые, и мотали головами из стороны в сторону. Время от времени они пытались петь, но тут же замолкали.

Конец дороги был ему почти знаком.

Всё было так, как и описывал заместитель, только комната оказалась пуста. Не было в ней никого – даже зайца.

Он вышел во двор и увидел печальную корову и женщину, которая, обняв животное, гладила его по голове.

Женщина говорила с коровой по-русски, но и без этого он понял, что путь окончен.

* * *

Они пили чай, и заходящее солнце пробивало комнату насквозь.

В солнечном луче танцевали пылинки. По подоконнику бродила большая птица, а кто-то большой спал в углу, вздыхал, стонал и перебирал лапами.

Время его остановилось.

– А заяц где?

– Заяц у себя, плодится заяц. Что ему, у меня до своего крайнего срока жить?

– А что это у меня в шкатулке? – спросил он.

– В этой? Земля. За домом нарыла.

– Мне нужно ещё.

– Земля везде одинакова. Мог бы сам накопать на даче, вовсе не обязательно было лететь. Ты запомни – всё в жизни всегда рядом, всё под рукой.

– Но отчего-то ты живёшь здесь, а не в Рязани.

– Я же тебе говорю, всё рядом. Это и было для меня рядом. А теперь тут людей много, можно отсюда и ехать.

Добравшись до столицы, они пошли в ресторан, где все сидели в кабинках с газовыми отопителями и разглядывали актёров, притворявшихся слонами, тиграми и птицами.

Пробежал человек-павлин, пропрыгал мимо них, даже клюнул его спутнице в ладонь. А человек-слон споткнулся и упал прямо перед ними. Слона было жалко, как настоящего.

Они вернулись в отель по запутанной системе улиц, через город, превратившийся в огромную чёрную деревню. Кругом лаяли собаки, а люди пропали с поверхности земли.

Он подумал, что можно заблудиться и в дневном городе, потому что названий улиц на домах нет, а если бы и были – он всё равно бы не прочитал местных закорючек. Местность была похожа на его представление о трущобах древнего Рима. Эти угрюмые дома он помнил по картинкам в школьном учебнике. Он боялся заблудиться, потому что понимал, что тогда останется в этом городе навечно.

Но тут же он вспомнил, что теперь не один, и снова стал верить в счастливый исход, то есть в возвращение домой.

* * *

Где-то сзади пели турбины.

Самолёт шёл сквозь облачность с трудом, будто влез внутрь пуховой подушки.

Хотелось прислушаться – будет ли он чувствовать обрывки чужих снов, что скопились в кресле от прежних пассажиров. Но нет, там ничего не было.

Он на секунду испытал разочарование, но сразу понял, что вместо этого чувствует мысли женщины, спящей рядом.

И, судя по тому, как она улыбнулась во сне, она могла делать то же самое.

(такими вы не будете)

Перси Диксону было легче всех – у него оказалась разбита голова, и он ещё ничего не знал.

Аркадий и Борис Стругацкие. Возвращение

Герой жил в небольшом посёлке, и проще всего было добраться туда на электричке. Если уложиться в час, то можно вернуться обратно поездом в 20:30 и не так поздно очутиться дома.

Огромный город дышал рядом, его огни красили розовым низкие снежные тучи. А тут – пустынно, так что, пройдя сквозь рощу пятиэтажек, она чуть не пропустила нужный дом.

Её послали к герою – записать его старческий бред. Она ненавидела эти редакционные задания, потому что старики были либо неумеренно болтливы, либо мычали что-то бессвязное. Некоторые из них и вовсе выходили фальшивыми ветеранами. За несколько лет она выучила расположение орденов на ветхих кителях и иерархию орденских планок. Какое-то время можно верить тому, что старику неправильно нацепили награды внуки, но если начинается нестройное звяканье больших, как блюдца, общественных наград – жди беды. Это плохой знак: разговор не получится. Старик начнёт врать так, что в эфир ничего не поставишь.

Но тут был случай особый: этот герой не попал на войну, он попал на маленькую баржу, на которой почти два месяца плыл по Тихому океану. Баржу сорвало с якорей, и четыре товарища боролись с голодом, океаном и палящим солнцем, пока их не подобрал американский авианосец.

Их было четверо, а теперь остался только один.

Она сперва отказывалась от редакционного задания. Она давно знала этот тип людей, что получили свой миг славы, но теперь он остался в прошлом, и теперь они доживают жизнь в безвестности. Сколько она видела таких заметок о смерти актрис, прошумевших полвека назад. Они растворялись в безумии, среди хлама своих одиноких квартир. И находили-то их спустя полмесяца после смерти.

Но тут всё оказалось иначе, она поняла это, только ступив в прихожую. В квартире было чисто, хотя и накурено.

Старик жил в пустой комнате, которая от пустоты казалась больше. Гостья выложила на стол коробку с конфетами, как дань хозяину за будущий разговор. Однако оказалось, что ему нельзя сладкого.

Полился в кружки душистый чай, а она включила магнитофон.

Старик рассказывал привычно, как, наверное, он рассказывал свою историю тысячи раз – перед пионерами в школах. Начинался шторм, рвались якорные цепи, баржу било о скалы, и солёная вода затыкала рот рации. Она предварительно прочитала об этой истории в «Википедии» и знала все повороты сюжета. В таких историях слушателя задевает не настоящий ужас, а какая-нибудь деталь – вроде съеденных сапог и гармошки.

И старик не обманул её, он подробно рассказал, как вываривали гуталин из сапог и то, как мазали солидол вместо масла. Честная история молодого сержанта, который остался лидером среди своих товарищей, не зная этого слова и психологических приёмов убеждения. Старик