Студент 3 - Всеволод Советский

не исполнял в разных аранжировках, включая всемирно известного трубача Эдди Кэлверта… Хотя, на мой взгляд, сходство 'Тумана» с «Анжелиной» очень условное — ну да, что-то есть, но никак не на уровне плагиата. Ну и, разумеется, исполняла Люба так мастерски, что душа готова была развернуться и обратно завернуться, как выражался один киноперсонаж.

Я невольно заслушался, остановившись у двери. Черт! Слушал бы и слушал.

С лестничной площадки вывернул незнакомый мне парень. Сразу все понял, рот растянулся до ушей:

— Любаша лабает?

— Ну а то кто же, — улыбнулся и я. — Она одна у нас такая.

Он приостановился, вслушался.

— Да уж! Талант, ничего не скажешь. Только дура!

И расхохотавшись, двинул вдаль по коридору.

А я дослушал композицию до конца. Конечно, Люба не дура. Слишком простодушная, сумбурная и много чего ляпает не думая — да. Но это же не глупость. А вообще говоря, она девчонка сообразительная, толковая, и главное, есть в ней вот такая лихость, душевный вихрь, который заменяет многое.

Финальный аккорд — и комната за дверью взорвалась аплодисментами. Мне показалось, что присоединились к рукоплесканиям обитатели соседних комнат.

И на этом фоне я громко постучал в филенку.

— Да! — воскликнули сразу несколько девичьих голосов.

— Здравствуйте!..

Я выразил совершенно искреннее восхищение музыкальным номером, и видно было, насколько это Любе приятно.

— Я старалась, — сказала она скромно.

— Ты, Люба, профессионал, — ответил я серьезно и без пафоса. — Заходила ко мне? Есть вопросы?

— А ты откуда знаешь? — стремительно спросила она.

— Ребята передали.

— А они откуда знают?

Вот и говори, что Люба дура! Все она смекает быстро.

— Не знаю, — усмехнулся я. — Но ты первый день здесь?.. Информация же растекается как в ком… как в ЭВМ! Если не быстрее.

Чуть не брякнул «как в компьютере», позабыв, что слова такого в русском языке тогда не было.

— Это точно, — легко признала Люба. — Да! Заходила.

Лицо ее на миг стало задумчивым. И она решительно отложила гитару.

— Я ненадолго, девчонки, — предупредила она и встала, сунув ноги в тапочки.

Естественно, была она в каких-то невыразимых трико и лоснящейся клетчатой рубахе… Ну да я уже говорил, что разгильдяйства в нашей артистке было выше крыши.

— Давай выйдем, — предложила она, — поговорим.

— Идем, — я отшагнул в коридор. — А куда?

— Куда?.. Да хоть бы в кухню пошли, навряд ли там сейчас кто есть.

— Разговор тет-а-тет? — я усмехнулся.

— Да. С глазу на глаз.

В кухне и правда никого не было. И свет погашен. И прохладно. Форточка открыта.

Включив свет, Люба зябко поежилась, захлопнула форточку:

— Однако! Давай газ включим.

И зажгла пару конфорок.

— Осень, — сказал я.

— Осень, — согласилась она со странной интонацией. — Ты знаешь, странно… Почему-то мне казалось, будет легче…

А я вдруг догадался, о чем речь. То есть, речь-то еще не началась, Люба жмется и мямлит, что на нее не похоже. Но я понял, что сейчас начнется.

— Слушай, Люб, — сказал я по-дружески, — давай я тебя избавлю от лишних забот. Мне кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать.

Она взглянула на меня опять же с робостью:

— Догадался?

— Вроде бы. Встретила своего?.. Первую любовь.

— Да, — вздохнула она. — Умный ты парень, Василек.

— Не столько умный, сколько чуткий. Но это неважно. В данной ситуации.

Люба пожала плечами:

— Может быть, и так.

И поведала историю последних дней.

Суть в том, что секретарь комсомольский секретарь университета позвонил Хафизу — своему коллеге — и попросил конкретно Любу для небольшого «закрытого» концерта. К ним в универ прибывало какое-то начальство-полуначальство из Москвы, не суть. Кого-то осенило сделать гостям культурную программу, а о Любови Королевой слава местного масштаба уже расплылась в узких кругах… Ну, вот так ее и взяли в аренду. Сыграть и спеть в малом зале перед избранной публикой. Не она одна, еще двое, в том числе пресловутый победитель конкурса туристической песни, который на Любу подействовал как красная тряпка на быка.

Она и сейчас с удовольствием его обматерила:

— П…дарас! Извини, конечно.

— Да ничего.

Но признала, что выступил он неплохо. Правда, она сама все-таки лучше. Что исполняли?.. Ну, самый ходовой бардовский набор: Визбор-Высоцкий-Окуджава. По заказу публики. Она, публика, осталась довольна. Люба тоже. Сценическое вдохновение, азарт исправно пришли к ней во время концерта, она это ощутила безошибочно — ну и выдала шикарные номера.

Потом, упоенная собой и авансами, которые ей навыдавали местные комсомольцы, она победно шла по коридору, гитара за спиной, как снайперская винтовка…

И наткнулась на него.

Конечно, они вмиг узнали друг друга.

Люба расчувствовалась, заговорила искренне, распахнула душу:

— Вот как будто сдуло все те годы! Ну, конечно, не больно много-то их и прошло… а иной раз вдруг покажется — Господи! Вечность тому назад… А тут — как вчера расстались. Хотя он изменился.

Видно было, что жизнь как-то так прокатила его на черных шарах, жестко взъерошила против шерсти. Вчера самоуверенный уездный шевалье, сегодня он выглядел присмиревшим, даже приниженным. Любе неимоверно обрадовался. А она…

Сперва, призналась она, ее захлестнуло мстительное чувство.

— Ну, думаю, сейчас выскажу! По чьей милости я в абортарий прогулялась?.. Тебя бы говнюка, туда! А он… А потом…

А потом Любе по причине ее беззлобности и сердобольности стало до боли жаль облезлого мажора. Слово за слово… Пошли гулять по улицам, прошлое стало воскресать с неодолимой силой…

— Уже и отпихнулись, что ли? — не удивился я.