"Эксодус". Одиссея командира - Йорам Канюк

Среди детей была одна хрупкая невысокая девочка с арийской внешностью, чьи светлые глаза словно пронзали Йоси насквозь. Она говорила медленно, все время испуганно ежилась, и в уголках ее губ застыла привычная, хоть и сдержанная, как бы «прирученная» злость. Тем не менее у Йоси сложилось ощущение, что она уже почти готова оттаять. Однажды вечером, когда в лагере уже загорелись огни, Йоси угостил ее последней шоколадкой, которая оставалась у него в кармане, и она рассказала ему свою историю. Оказалось, что ей удалось сбежать из гетто и днем она бесцельно каталась туда-сюда на трамваях, а по ночам спала в подъездах. Зарабатывала на жизнь она, воруя хлеб и продавая его полякам, сидевшим в расположенном неподалеку лагере. Она врала им, будто приносит хлеб своему отцу, которого на самом деле расстреляли в гетто прямо на ее глазах. Когда трамвай проезжал мимо гетто, она делала стоявшим у забора молодым ребятам знаки, как бы призывая их сбежать вместе с ней, и один из них, служивший в сформированной немцами из евреев охранной команде, влюбился в нее. В результате он тоже, как и она, сбежал из гетто, но был схвачен. К счастью, он ее не выдал. Она когда-то жила в Галиции, умела говорить по-немецки и выдавала себя за немку, рассказывая, что их дом был разрушен во время бомбардировки, а ее родителей убили русские на Восточном фронте. Но время от времени люди догадывались, что она еврейка, и ей снова приходилось бежать и прятаться. Возле Мюнхена она познакомилась с каким-то мужчиной, который обманул ее доверие, изнасиловал и заразил венерической болезнью. Ей пришлось обратиться к врачу. Врач догадался, что она еврейка, но сжалился над ней и не выдал. После войны ее сначала посадили в лагерь для перемещенных лиц, а потом отправили в сиротский приют, созданный сионистской молодежной организацией «Халуц», и в конечном счете она оказалась в этом лагере, где теперь вместе со всеми дожидалась посадки на корабль «Президент Уорфилд». Но прежде чем она попала во Францию, ей пришлось целый год идти пешком, чтобы добраться до Италии, а в Италии снова идти пешком или ехать на попутных грузовиках. Ей было всего семнадцать лет.

На торжественной линейке перед посадкой на корабль дети стояли с рюкзаками за спиной, и по их лицам Йоси видел, что им очень хочется показать ему — воину, прибывшему к ним из самой Эрец-Исраэль, — что они полностью готовы к предстоящей операции. «Дети, — сказал он мне как-то раз, — главные герои всей этой истории».

Йоси всегда считал, и продолжает верить в это до сих пор, что возложенная на него в то время миссия была — без преувеличения — священной. Пусть даже это определение и может сейчас показаться кому-то чересчур высокопарным.

Йоси помнит, как люди постоянно таскали с собой буханки хлеба. Он видел их повсюду — и в лагерях, и на «Эксодусе». Причем даже тогда, когда людям хотелось есть, они этот хлеб все равно не трогали.

Помнит Йоси и то, что репатрианты не желали расставаться с вещами, которые напоминали им о собственном доме — пусть даже воображаемом, о котором они мечтали. Это могло быть что угодно — старая одежда, подсвечник, лампа, выцветшая фотография, кольцо, крест, четки…

И Йоси никогда не забудет услышанные в лагере рассказы.

В одном из бараков он познакомился с мальчиком, который зарабатывал на жизнь, торгуя обувью, снятой им же с трупов, а на вырученные деньги покупал хлеб и газеты, чтобы накрывать ими тех, кого он разувал. Этот мальчик рассказал Йоси, что в мае 1944 года при депортации из Пластова их привели к поезду, возле которого стоял оркестр и играл танго, причем все музыканты были в лагерных робах. Когда же он сидел в лагере, немцы выносили на улицу патефоны, взятые из домов евреев, и ставили пластинки с вальсами и маршами.

Еще один мальчик был сыном раввина и спасся, прожив всю войну в монастыре. Когда за ним пришли и рассказали ему, что произошло, он на какое-то время потерял рассудок.

Третий мальчик рассказав, что, когда ему было девять лет, родители положили его в чемодан с дырками — чтобы он мог дышать — и выбросили на ходу из поезда, битком набитого евреями. Его нашли и воспитали какие-то крестьяне. Он прибыл в лагерь с маленьким крестиком, который его приемные родители попросили отвезти в Иерусалим.

Четвертый мальчик рассказал, что, когда их освободили, он выполз из-под горы трупов и закричал: «Эй! Есть тут кто-нибудь живой? Ну хоть кто-нибудь!» — и из этой горы вдруг стали вылезать и набрасываться на еду, принесенную солдатами-освободителями, существа, напоминавшие скелеты.

Пятый же мальчик, Й. Полак, рассказал Йоси, что он происходил из богатой и образованной варшавской семьи. Во время войны ему удалось скрыть свое происхождение и попасть в польский трудовой лагерь. После войны он вернулся в Варшаву, но никого из своих родственников там не нашел, а поляки, занявшие их дом, выгнали его, заявив, что он убил Иисуса Христа. В конце концов он оказался во Франции. Он задавал Йоси много вопросов об Иерусалимском университете на Ар-Ацофим.

Тем временем на всех четырех ярусах корабля близилось к завершению строительство четырехэтажных нар. В подготовке судна к плаванию принимали на этот раз участие и некоторые из его будущих пассажиров.

Йоси очень помогал опыт, приобретенный им во время плавания на «Кнессет-Исраэль». Когда вместе с пассажирами он участвовал в отражении атаки в хайфском порту, когда он стоял среди них на палубе депортационного корабля, когда переживал вместе с ними все унижения, которым их подвергали англичане, и пел с ними песни на идише, ему словно передалась их энергия, и он стал чувствовать себя не уроженцем Палестины в шестом поколении, а одним из них — репатриантом, человеком, которому лишь чудом удалось не превратиться в лагерную пыль.

— Я готов был сделать для этих людей буквально все, — сказал он во время одной из наших бесед. — Когда я впервые их увидел, то понял, что нас ничто не остановит. На корабле я видел перед собой только одно: глаза детей.

Когда Йоси был телохранителем и доверенным лицом Хаима Вейцмана, тот рассказал ему одну историю, случившуюся в конце тридцатых годов. Как-то раз секретарь правительства Британского мандата сэр Джон Шоу, который не был особенно большим поклонником евреев, поехал в Тверию, чтобы принять участие в открытии памятника одному английскому генералу. День выдался очень жаркий, солнце палило нещадно. Даже арабы и бедуины попрятались в своих домах и шатрах, а на дымящемся от испарений асфальтовом шоссе не было видно ни единой машины. Шоу казалось, что он вот-вот потеряет сознание. И вдруг, когда машина подъехала к кибуцу Афиким, он с удивлением увидел, что неподалеку от шоссе на банановой плантации работают несколько десятков девушек. Это оказались репатриантки из Германии. Все они очень загорели, но даже сквозь загар было видно, что кожа у них от природы белая. Не обращая внимания на зной и палящее солнце, они энергично срывали бананы и весело, с воодушевлением распевали какую-то песню — причем на иврите, на котором еще не умели толком говорить. Пораженный этим чудом, Шоу велел шоферу остановиться. «Н-да, — подумал он печально, глядя на девушек. — Наверное, евреи все-таки победят».