Жук - Ричард Марш

меня. В его внешности и поведении не было ничего такого, что указывало бы на угрызения совести. Мне еще никогда не приходилось видеть Лессингема настолько спокойным и расслабленным. Он улыбнулся одними губами, мне показалось, что я уловил в этой улыбке легкую насмешку. Впрочем, готов признать, что в целом во всем облике Лессингема не было ничего такого, что говорило бы о его желании уязвить меня. Более того, взгляд его глаз был скорее мягким, чем жестким или разгневанным, и мне даже показалось, что я уловил в нем совершенно нехарактерный для моего собеседника оттенок сочувствия.

– Вы должны знать, что в этом деле я выступаю с позиций мистера Линдона, – заявил я.

– И что же?

– Уверен, вы должны понимать, что любой человек, который изъявил бы желание жениться на Марджори Линдон, должен быть готов к тому, что его прошлое будет проверено и изучено самым тщательным образом.

– Вы серьезно? А как насчет тщательного расследования вашего прошлого?

Я поморщился.

– Оно в любом случае известно всем и каждому.

– Правда? Простите меня за такие слова, но я в этом сомневаюсь. Боюсь, подобное невозможно сказать ни об одном умном мужчине, не погрешив в той или иной степени против истины. В жизни каждого из нас есть эпизоды, о которых мы никому не рассказываем.

Я почувствовал, что в словах Лессингема присутствует большая доля правды, и не сразу нашелся, что сказать.

– Эпизоды бывают разные, но когда человек находится в бегах и на него открыта охота, это уже чересчур.

– В бегах?

– Да. Как вы.

Лессингем встал.

– Атертон, мне кажется, что я вас понимаю, но, боюсь, вы не понимаете меня. – Мой собеседник подошел к стоявшему на полке автоматическому ртутному воздушному насосу. – Что это за интересное устройство из стеклянных трубок и шариков?

– Нет, я полагаю, это вы меня не понимаете – в противном случае до вас бы уже дошло, что я не настроен шутить.

– Это что, какой-то всасывающий вентилятор?

– Мой дорогой Лессингем, я полностью в вашем распоряжении. Ответ на мой вопрос я в любом случае намерен получить прежде, чем вы выйдете из этого помещения. Но пока вы здесь, можете полностью мной распоряжаться. Здесь есть кое-какие очень интересные вещи, которые вам будет любопытно увидеть.

– Просто поразительно, как развивается и прогрессирует человеческий интеллект – от одного открытия к другому.

– Между прочим, у древних прогресс развивался быстрее, чем в наше время.

– В каком отношении?

– Например, в вопросе обожествления жука. Я видел материальное воплощение этого культа вчера ночью.

– Где именно?

– Здесь – в нескольких футах от того места, где вы стоите.

– Вы это серьезно?

– Абсолютно.

– И что же вы видели?

– Я видел собственными глазами божество, которому поклоняются последователи соответствующего культа, причем в таких подробностях, о которых в легендах и мифах ни словом не упоминается.

– Это странно. Как-то раз мне показалось, что я тоже видел нечто подобное.

– Я так и понял.

– Так и поняли? И кто же вам об этом рассказал?

– Один ваш друг.

– Один мой друг, вы говорите? А вы уверены, что это в самом деле был мой друг?

Я оценил по достоинству попытки Лессингема сохранить внешнее спокойствие, но ему было меня не обмануть. Было совершенно очевидно, что он понял мое намерение выведать его тайну. Более того, я начал понимать, что он, скорее всего, не раскроет ее даже под страхом смерти. Если бы в деле не была замешана Марджори, мне было бы наплевать на его секреты – в конце концов, его дела меня не касались. В то же время я ясно понимал, что Лессингем скрывает нечто такое, что полезно выяснить даже с чисто научной точки зрения. И все же, как я уже сказал, если бы не вовлеченность в это дело Марджори, я бы махнул на все рукой. Однако поскольку дело касалось ее лично, меня все больше интересовал вопрос о том, что же такое мог скрывать Лессингем.

Я все еще не определился окончательно с моим отношением к сверхъестественным явлениям. Я совершенно убежден, что возможно абсолютно все – несмотря на то, что я еще сравнительно молод, даже мне неоднократно приходилось видеть, как происходит то, чего быть вроде бы никак не может. Я также сомневаюсь, что современному человечеству известно абсолютно все об окружающем мире. Более того, я считаю, что наши прапрапрапрадеды, жившие тысячелетия назад и принадлежавшие к другим цивилизациям, знали о каких-то вещах гораздо больше, чем мы знаем сейчас, – во всяком случае, я этого не исключаю. Вряд ли все древние мифы и легенды не соответствуют действительности и ничего не имеют в своей основе.

В далеком прошлом люди были способны на то, что сейчас нам недоступно. Причем неизвестно, как именно они это делали, но мы предпочитаем ничтоже сумняшеся просто воскликнуть: «Да это ложь!» Однако мы не можем быть полностью уверены в своей правоте.

Я считаю так: уж если я что-то видел, то видел. Мне довелось стать свидетелем того, как на моих глазах был совершен поистине дьявольский трюк. Похоже, что-то подобное продемонстрировали моей Марджори. Я не случайно пишу «моей Марджори» – для меня она всегда будет «моей»! И, по всей видимости, это что-то выбило ее из колеи. Глядя на Лессингема, я представлял себе Марджори рядом с ним – именно такой, какой видел ее в реальности некоторое время назад, – с бледным, осунувшимся лицом, с перепуганными глазами, оцепеневшую от страха. Она собиралась связать с Лессингемом свою жизнь – какое же ядовитое дерево, какой анчар пророс корнями в его жизни? Мысль о том, что ее чистую душу окунут в какое-то дьявольское грязное болото, в котором, по-видимому, увяз сам Лессингем, была для меня невыносимой. Когда я понял, что в игре, в которую ввязался и в которой ставки были настолько высоки, Лессингем превосходит меня, у меня зачесались руки схватить его за глотку и попытаться решить проблему иным, более простым и понятным способом.

Нисколько не сомневаюсь, что чувства, которые я испытывал, отразились на моем лице, потому что Лессингем в конце концов спросил:

– Вы отдаете себе отчет в том, как странно вы на меня смотрите, Атертон? Если бы у вас была возможность увидеть себя в зеркале, вы бы удивились выражению вашего лица.

Я сделал шаг назад – должен признать, вид у меня в этот момент был, по-видимому, в самом деле мрачный и не сулящий ничего хорошего.

– Если бы у вас была такая же возможность увидеть себя вчера утром, когда ваш взгляд упал на картинку с изображением жука-скарабея – всего-навсего на картинку! – вы бы удивились не меньше.

– Как легко вы готовы затеять ссору.

– Я вовсе не затеваю ссору.

– Тогда, возможно, все дело во мне. Что ж, если это так, то давайте с этой ссорой покончим. Раз, два, три – готово! Дело сделано. Боюсь, мистер Линдон из-за наших с ним политических разногласий считает меня злейшим врагом. Он что же, и вас заразил своими настроениями? Но вы ведь умнее, чем он.

– Я прекрасно осознаю, что вы большой мастер играть словами. Но в данном случае одними словами проблему не решить.

– И что еще нужно?

– Я сам пытаюсь это понять.

– Я тоже.

– Как вы сами только что сказали, я умнее мистера Линдона. Я тоже так считаю. Меня не волнуют ваши политические взгляды и вообще то, что вы называете политикой. Плевал я на все это. Начхать мне и на то, что вы, как и я, и вообще все люди на свете, небезгрешны. Но вот если вы прокаженный, в прямом или в переносном смысле, это мне не безразлично. А я полагаю, что дело обстоит именно так.

– Атертон!

– С первого дня нашего знакомства мне казалось, что в вас есть что-то странное, нечто такое, что трудно выразить словами; что-то необычное, неестественное, неправильное, если хотите. В последние дни события, так или иначе связанные с вами, развиваются очень быстро. Они выставили вашу странность в крайне невыгодном свете, и я это заметил. Поэтому либо вы объясните мне сложившуюся ситуацию так, что ответ меня удовлетворит, либо откажетесь от всех своих претензий на руку мисс Линдон. В противном случае я поставлю мисс Линдон в известность о некоторых фактах и, если это будет необходимо, сделаю так, что о них узнают все.

Лессингем, заметно побледнев, улыбнулся одними губами.

– У вас своеобразная манера вести беседу, мистер Атертон.