Призрачная дорога - Александр Снегирев

Заручившись нашим согласием выступить свидетелями, бабка повеселела. Не ожидала получить помощь, думала, после того как дала нам отставку, мы не захотим с ней знаться.

Она принялась рассказывать о многочисленных талантах сиротки. Например, её гибкость оказалась востребована в кружке танцев.

– Покажи, как ты танцуешь, всем интересно.

Все подтвердили, что им интересно.

Сиротка не заставила себя упрашивать, вышла на лужайку и принялась танцевать, напевая при этом какую-то абракадабру.

◆

Сиротка настолько отдалась танцу и пению, что перестала замечать окружающий мир. Я даже стал опасаться, как бы она не бултыхнулась в котёл с горячим маслом, и собрался было аккуратно отстранить её подальше, но она сама, будто подслушав мои мысли, отпрыгнула от котла на безопасную дистанцию.

Танец её не был каким-то особенно изящным или замысловатым.

Пение тоже не ахти.

Но задирание ног, прыжки и звуки быстро перестали казаться детской импровизацией и всё больше напоминали ритуал.

Может, потому что сиротка время от времени воздевала ручки к небу.

А может, из-за того, что мы выпили вина.

Всё это, впрочем, скоро стало выглядеть несколько навязчивым. Я переглянулся с Кисонькой, одними глазами она призвала меня к терпению. Надо нести свой крест достойно. А заодно снять происходящее на телефон.

Кисонька подала мне знак.

Я достал телефон и навёл на сиротку.

К её человеческой внешности телефон приложил уши, усы и хвост.

Документировался танец не сиротки, а какого-то другого, не поддающегося классификации существа.

2

Второй раз за день начал накрапывать дождь.

Я обрадовался, появление новоявленной Саломеи меня почему-то тревожило.

Мы бросились убирать со стола недоеденные кушанья, и не зря – вечернее солнце скрылось, и не успели хозяева и гости спрятаться в дом, как со страшным грохотом ударила молния.

За окнами сверкнуло.

Электричество погасло.

В топке недостроенного камина осыпался нагар.

– Ну вот, опять, – прошептала Кисонька.

– Молния, – хриплым голоском сказала сиротка.

Плотник чиркнул зажигалкой, зажглась свеча.

В прыгающем свете я увидел, что сиротка возится с каким-то здоровым чёрным болтом.

Кто же его оставил на видном месте?

Я сам и оставил.

– Аккуратно, пожалуйста! – сказал я дрожащим голосом.

Сиротка любознательно вертела болт.

Я протянул к ней руку.

Хрясть.

3

– Всё, что я делаю, причиняет тебе боль.

Эти слова принадлежали сиротке. Она произнесла их, склонившись надо мной.

Пахло озоном.

Всё тело было как рука, которую отлежал. Одно дело рука, другое – весь целиком.

Фонарик, совмещённый с электрошокером, – полезная вещь, главное – кнопки не перепутать.

◆

Плотник помог мне подняться, Кисонька спросила, в порядке ли я.

Ёмкая фраза из американского рациона.

Ты в порядке?

Едва я собрался ответить, словно герой детектива-нуар, мол, да, в порядке, как сиротка закричала со смехом:

– Ой, что это?!

Глядя на меня, она смеялась и прикрывала ладошкой ротик.

Тут до меня дошло, что я совершенно голый.

1

В будущем, которое сейчас уже стало прошлым, а тогда представлялось будущим, короче, в тот самый момент, когда мы с Кисонькой сидели напротив уполномоченной, она выложила передо мной фотографию.

«А всё-таки неплохо получилось, будет чем в старости самолюбие потешить, – подумал я. – И ведь ни капли фотошопа».

Та самая фотография, компрометирующая меня в глазах благонравной общественности, подтверждающая якобы, что родная бабка даёт сиротку совершенно конченым голым людям.

Но я был подготовлен.

Вытащив из специально принесённой папки плотный лист, я покрыл им полицейский аргумент.

Свои действия я сопроводил доброжелательной улыбкой. Словно торжествующий картёжник.

Уполномоченная присмотрелась, и не зря.

◆

Фотография была сделана на Красной площади.

Древнее пространство принимало книжную ярмарку, и я был одним из гостей.

Все ждали явления.

Накануне шептались в строжайшем секрете, а в назначенный день вся площадь только об этом и говорила.

Ждали верховного.

И вот стою я, прислонившись к стендам с книгами.

С чужими книгами, между прочим.

Стою и жду. А всё потому, что мне наказали явиться, типа, мне окажут честь – представят верховному. Вот я и пришёл, интересно же. А самочувствие неважное – накануне читал с театральной сцены собственные рассказы. Перед началом выпил для храбрости, по ходу дела отхлёбывал от жажды, а после отметил успех.

Стою, короче, помятый, а рядом сотрудницы издательства, словно сурикаты – застыли и вдаль всматриваются.

Солнце захлебнулось в густых тучах; только что они клубились далеко за башнями, и вдруг раз – потопили светило. Тут-то повсюду и зашелестело: «Идут, идут».

2

На меня надвигался рой: суетливые мужчины и красивые женщины. Рой клубился вокруг чего-то, и нельзя было различить, вокруг чего.

Крутящие грубыми головами цепкоглазые телохранители, сотрудники службы протокола в пиджаках всех оттенков синего, с портфелями и зонтами, журналисты с блокнотами и записывающими устройствами. Все они толкались, шикали, гудели, внимали.

Кто-то из роя представил меня.

Бодигард посмотрел с недоверием и угрозой. Предупредил взглядом, чтоб без фокусов.

Рой умолк, и я не сразу решился перевести взгляд в его эпицентр, а когда решился, то ничего не смог разглядеть.

◆

Сплошные завихрения.

◆

Мускулы телохранителей, синие пиджаки, белые воротнички, дорогие часы, эрегированные микрофоны и пульсирующие объективы.

И треск, треск, треск фотографических затворов.

◆

Из недр клубка появилась фотография на память.

С автографом.

Писателю такому-то от верховного.

Я благословлял судьбу за то, что не удостоился рукопожатия – рука моя была мокра и холодна.