Легенды крови и времени - Дебора Харкнесс

– Я знаю достаточно, – ответила Франсуаза.

«Я знаю, как нужно складывать ткань, чего о тебе не скажешь», – говорило выражение ее лица.

– А разве тебе не хотелось… большего? – спросила Фиби.

Она знала, как щепетильно относятся вампиры к попыткам разузнать об их личной жизни. Любопытство любопытством, но ей не хотелось сердить Франсуазу, которая была старше, проворнее и сильнее ее.

– Я хотела большего, чем беспросветный крестьянский труд на полях Бургундии, когда месишь босыми ногами землю и она набивается тебе даже в волосы. Я хотела большего, чем повторение судьбы своей матери, которая в сорок лет упала посреди поля и уже не встала. И я получила желаемое, – ответила Франсуаза.

Фиби уселась на табурет, сцепив пальцы. Она беспокойно ерзала на сиденье. Франсуаза никогда еще не произносила столько слов за один раз. Во всяком случае, Фиби такого не слышала. Она лишь надеялась, что не обидела ее своими вопросами.

– Мне хотелось теплой одежды зимой и еще одного одеяла, чтобы не мерзнуть в постели, – к удивлению Фиби, продолжила Франсуаза. – Я хотела побольше дров для очага, хотела ложиться спать на сытый желудок и не ломать голову, будет ли у меня завтра чем накормить близких. Хотела, чтобы болезни, являвшиеся каждый год в феврале и августе, не уносили жизни.

Фиби слушала и узнавала… собственные интонации во время недавнего выступления перед Фрейей и Мириам. Естественно, Франсуаза все слышала. Она не просто так пародировала Фиби. Возможно, на что-то намекала или о чем-то предупреждала. Угадать мотивы вампиров – занятие чрезвычайно трудное.

– Как видишь, теперь у меня есть все, о чем я мечтала, – завершила монолог Франсуаза. – И ни за какие сокровища мира я не согласилась бы поменять свою жизнь на твою, несмотря на всю твою образованность и кажущуюся независимость.

Слова служанки ошеломили Фиби. Она и прежде считала свою жизнь почти совершенной, а превращение в вампира сулило еще большее совершенство. Впереди – сотни лет жизни вместе с Маркусом и возможность делать то, что пожелает.

– Почему не согласилась бы? – все-таки спросила Фиби.

– Потому что у меня есть то, чего у тебя никогда уже больше не будет, – ответила Франсуаза, понизив голос до доверительного шепота. – Сокровище, которое не купишь ни за какие деньги и которое неподвластно времени.

Фиби подалась вперед, сгорая от желания узнать, чтó же это за сокровище. Вряд ли Франсуаза говорила о долгой жизни. Фиби уже получила такую жизнь.

Подобно большинству молчаливых личностей, Франсуаза периодически нуждалась во внимательных слушателях. Говорить она умела и прекрасно владела искусством выдерживать драматические паузы. Замолчав, она взяла опрыскиватель, наполненный лавандовой водой, и побрызгала на наволочку. Затем ловко подняла тяжелый утюг. Эти движения отличались быстротой и умелостью, как и все, что она делала в доме.

Фиби ждала, проявляя несвойственную ей терпеливость, соизмеримую с несвойственной Франсуазе откровенностью.

– У меня есть свобода, – выдержав паузу, произнесла Франсуаза и взяла другую наволочку, дав Фиби переварить услышанное. – Никто не обращает на меня внимания. Я могу делать, что пожелаю. Жить, умирать, работать, отдыхать, влюбляться или отказаться от любви. А вот за тобой пристально наблюдают все и ждут, когда ты споткнешься. Подсчитывают твои шансы на успех. В августе ты вернешься в постель к милорду Маркусу, но Конгрегация не оставит тебя в покое. А когда станет известно о вашей помолвке, каждый вампир на земле будет с любопытством следить за вами. Не видать тебе ни мгновения покоя и ни глотка свободы, а ведь жизнь тебе предстоит, с позволения Господа, ох какая долгая!

Фиби перестала нервозно ерзать на табурете. В кухне установилась такая тишина, что, упади на пол булавка, это услышал бы даже теплокровный.

– Но ты не волнуйся. – Наволочка, сложенная идеальным прямоугольником, заняла свое место на столе, а Франсуаза нагнулась к корзине за следующей. – Свободы у тебя не будет, зато ты преуспеешь в своих занятиях, поскольку я делала и продолжу делать свою работу – оберегать тебя от тех, кто может причинить тебе вред.

– Я что-то ничего не понимаю, – призналась Фиби.

– Когда новоиспеченные вампиры выходят в общество, они нуждаются в заботе таких, как я, кто старше и опытнее. Я ухаживала за мадам Изабо, за миледи Фрейей и миледи Вереной. – Фиби даже подпрыгнула, а Франсуаза невозмутимо продолжала: – Я ухаживала за миледи Стасией зимой восемьсот второго года, когда на нее напала хандра и она сидела взаперти, не выходя даже на охоту.

Догладив наволочку, Франсуаза взялась за простыню. Горячий утюг с шипением скользил по влажной ткани. Фиби затаила дыхание. Она впервые слышала о столь древнем периоде в истории де Клермонов и не хотела мешать рассказу.

– Я помогала мадам, когда у нее только появился сир Мэтью, и делала все, чтобы она не пострадала, когда он отправлялся по делам. Я вела хозяйство у миледи Джоанны. После гибели милорда Годфри на войне она была в ярости и хотела умереть. Я стряпала и убирала у сира Болдуина и помогала Алену ухаживать за сиром Филиппом, когда он вернулся из нацистского плена совсем искалеченным. – Темные глаза Франсуазы остановились на Фиби. – Разве тебя не радует, что я посвящаю жизнь служению семьи де Клермон? Без меня каждый вампир изжевал бы тебя, выплюнул да еще и растоптал. И милорда Маркуса тоже.

По правде говоря, Фиби это совсем не радовало, однако чем больше она слушала Франсуазу, тем больше благодарности у нее вызывали ее советы. Но почему столь разносторонне одаренная личность, как Франсуаза, выбрала своей жизненной целью заботу о других? Фиби силилась и не могла понять. Чем-то это напоминало выбор Маркуса. Но ее жених избрал медицину и долго учился. Его путь казался Фиби более достойным, чем путь Франсуазы.

Фиби молчала. Она обдумывала вопрос Франсуазы, и варианты ответа казались ей все менее убедительными.

Франсуаза неторопливо улыбнулась.

Впервые с момента превращения в вампира Фиби ощутила прилив гордости. Одним своим молчанием она заработала одобрение Франсуазы, и это по непонятной причине значило для нее больше, чем она ожидала.

Фиби взяла из корзины и протянула Франсуазе скомканную простыню.

– Разве хандра – это болезнь?

– Можно сказать, что болезнь, – еще шире улыбнулась Франсуаза. – Не настолько опасная, как бешенство крови сира Мэтью, но некоторых она сводит в могилу.

– Стасия до сих пор подвержена хандре? – поинтересовалась Фиби.

Она снова уселась на табурет и стала наблюдать за движениями Франсуазы. Той удавалось гладить длинные простыни, не допуская их свисания на пол. Фиби чувствовала, что ее ждут долгие дни в обществе Франсуазы, и если та придавала домашнему хозяйству столько значимости, нужно хотя бы попытаться узнать причину.

– Белые женщины среднего возраста, – сообщила появившаяся на кухне Мириам.