Любовь на капоте - Лёка Лактысева

Потом мы переместились к гаражам – и понеслось! Я почувствовала себя тореадором, оседлавшим взбешенного быка, настолько быстро все происходило: сменялись позы, автомобили, локации и партнеры по кадру, мелькали перед глазами лица. Марик руководил процессом уверенно, кому-то поправлял прическу, кому-то – расстегивал верхнюю пуговицу рубашки.

Он даже Казанцева сумел убедить сфотографироваться!

Вот уж не ожидала, что Александр Аркадьевич с его перекошенным ртом и манерой потирать подергивающуюся щеку, позволит не просто поймать себя в кадр, а станет послушно позировать! Воистину, Марик – просто кудесник!

Но вот фотограф отснял миллион кадров, заполнив под завязку карту памяти своей цифровой камеры, и уехал. Мы остались с Казанцевым наедине на пустыре за автотреком, на миниатюрной триал-трассе – с крутыми поворотами, с ухабами и взгорками.

Мой инструктор выглядел усталым и словно пришибленным. Тем не менее, о деле он не забывал.

– Давай сегодня в обратную сторону пройдем трассу. Посмотрим, как ты сориентируешься на знакомой дороге, когда поедешь по ней в непривычном направлении, – предложил он.

Я тут же развернула автомобиль и поехала в обратном направлении.

Надо сказать, за два с половиной месяца благодаря усилиям Александра Аркадьевича с управлением автомобилем я освоилась настолько, что уже не искала взглядом передачи, а ногой – нужную педаль. Все получалось автоматически: когда нужно – я выжимала сцепление, когда нужно – подгазовывала или, наоборот, притормаживала.

Сейчас, ведя автомобиль по хорошо знакомому пустырю, я не смотрела напряженно по сторонам в ожидании, что откуда-то выскочит пешеход или вывернет другой автомобиль. Вместо этого потихоньку – так, чтобы не заметил – поглядывала на своего инструктора.

В какой-то момент он неожиданно повернулся, поймал мой изучающий взгляд и… попытался улыбнуться.

Улыбнуться!

Мне. Впервые.

Его губы дрогнули. Всегда опущенный правый уголок рта неловко пополз вверх. В уголках глаз появились тонкие лучики-морщинки. Проступили ямочки на щеках. Никогда не думала, что лицо моего инструктора может выглядеть таким живым, обаятельным, располагающим. Наверное, улыбнись мне каменный идол с острова Пасхи – я удивилась бы меньше.

От неожиданности я забыла, что сижу за рулем – бросила газ. Руки ослабели, потяжелели и уже не в силах были крутить баранку… Шкода резко потеряла скорость, нас обоих бросило вперед. От столкновения с рулевым колесом мой нос спасли ремни безопасности. Казанцев, к счастью, успел упереться обеими руками в приборную панель перед собой и тоже не пострадал.

Я уже сознательно остановила автомобиль и снова воззрилась на инструктора – теперь в ожидании справедливой выволочки.

Александр Аркадьевич, однако, ругаться не спешил. В его взгляде, обращенном ко мне, смешалась куча каких-то эмоций: сомнение, смятение, боль, надежда…

– Я так страшно выгляжу, когда улыбаюсь? – разлепил мужчина губы. Вновь уехавший вниз уголок его рта дернулся.

Я вдруг поняла: это он, Казанцев, ждет сейчас от меня каких-то слов – и опасается, что они будут совсем неласковыми. Мне отчего-то захотелось погладить пальчиком эту напряженную складку у рта, провести ладонью по шрамам на скуле… Захотелось, чтобы на лицо Александра Аркадьевича вернулась улыбка и поселилась там прочно и надолго.

Затаив дыхание, я потянулась рукой к лицу мужчины. Прикоснулась к обветренной, грубоватой наощупь коже.

– Мне нравится, как вы улыбаетесь, – произнесла тихо.

Александр Аркадьевич схватил мою руку, прижал на мгновение к своему лицу немного крепче, а потом чуть повернул голову, уткнулся губами прямо в центр ладошки и замер, не двигаясь. Если бы не громкое учащенное дыхание мужчины и едва ощутимые поцелуи в ладонь – могло бы показаться, что он превратился в памятник самому себе.

В этот миг для меня все встало на свои места окончательно.

Я поняла, что происходило с Александром Аркадьевичем все это время, и что происходит сейчас. Злость, мрачные взгляды, язвительные реплики – за всем за этим он пытался спрятать свои истинные чувства из опасения, что они будут отвергнуты.

Что-то произошло сегодня такое, что взломало защитную броню, которую нацепил на себя Казанцев, и теперь он уже не мог прятать за маской неприязни свою влюбленность в меня.

Да! Настоящую влюбленность – не похоть: похотливые самцы не держат руки при себе, не целуют с трепетом и нежностью женские пальцы.

Казанцев отнял мою руку от своего лица. Впился в меня взглядом – ищущим, требовательным. Попросил глухим хриплым голосом:

– Оттолкни меня сейчас, Полина. Возможно, я сумею это пережить...

Оттолкнуть… Это было бы проще всего. И, наверное, разумнее. Провести между собой и Александром Аркадьевичем черту, которую он уже никогда не переступит. Одним-единственным словом «нет» возвести стену – такую толстую железобетонную стену, как та, что окружает автотрек. Оставить мужчину наедине с его «тараканами»: болью, чувствами, сомнениями, как сделала когда-то его жена.

Вот только я так не умею. Не хочу.

Если бы во мне ничто не откликалось на его слова – я сказала бы об этом честно. Но Казанцев с первой встречи чем-то цеплял меня, тянул к себе, как магнит железную стружку.

Что ж. Я всегда старалась быть искренней и честной в отношениях. Похоже, это как раз то, о чем просит, сам того не осознавая, мой инструктор.

Как всегда, в минуты задумчивости, мне захотелось потереть ладонью правой руки бровь, и я невольно вынула свои пальцы из руки Казанцева, склонила голову, разрывая зрительный контакт с мужчиной.

Он понял мои движения по-своему: решил, что я сейчас пошлю его – далеко и с ветерком. Вновь окаменел. Лишь уголок его рта начал подергиваться – с каждым разом все сильнее, предательски выдавая напряжение, овладевшее мужчиной.

Пауза становилась мучительной для нас обоих, и я решилась – заговорила, тщательно подбирая слова:

– Буду предельно честна с вами, Александр Аркадьевич, – произнесла тихо, глядя в его расширившиеся зрачки и стараясь не обращать внимания на перекошенные подрагивающие губы. – Пока что я ни в чем не уверена. Вы мне небезразличны как мужчина и интересны как человек, но перерастет ли все это во влюбленность – я не знаю. Мне нужно больше времени и больше общения, чтобы разобраться в своих чувствах…

– Ты просто мастер обтекаемых формулировок, Полина, – криво усмехнулся Казанцев. – Сумела не сказать ни да, ни нет. Значит, решила дать мне шанс и подарить надежду? Я принимаю твой подарок, спасибо. Даже если он сделан из жалости…

О! Вот оно! Теперь понятно, чего так боится этот сильный волевой мужчина, сумевший встать с инвалидного кресла вопреки тяжелым травмам, пессимистичным прогнозам и предательству той, которую любил.

И ведь бесполезно пытаться переубедить его – все равно не поверит, что дело не в том, что мне его жалко. Значит, и пытаться не буду.