Великая испанская революция - Александр Шубин

В феврале 1937 г. уже митинг анархистской молодежи выступил за изъятие оружия в тылу у всех не контролируемых профсоюзами, вплоть до обысков[334]. Таким образом, анархисты — даже радикальная молодежь, не говоря уже об НКТ, — не поддерживали неконтролируемых в тылу.

В то же время под видом борьбы с «неконтролируемыми» коммунисты пытались «приручить», сделать «контролируемыми» анархо-синдикалистов в целом, обвиняя в «неконтролируемости» тех анархистов, которые вступали в конфликты с государственными структурами и компартией.

* * *

Анархо-синдикалисты выступали против создания армии, основанной на казарменной, палочной дисциплине. 9 августа митинг НКТ так отозвался на решение правительства о мобилизации: «Мы не можем быть единообразными солдатами. Мы хотим быть милиционерами свободы. На фронт — конечно. Но в казармы как солдаты, а не субъект народных сил — конечно нет!»[335]. Агитируя за милиционную систему, бойцы отрядов ФАИ писали в листовке: «Мы не признаем милитаризацию, так как она несет явную опасность. Мы не признаем чинов в воинских частях, ибо признание чинов есть отрицание анархизма. Выиграть войну — не значит выиграть революцию. В современной войне имеет значение техника и стратегия, а не дисциплина, предусматривающая подавление личности»[336].

В то же время лидеры НКТ понимали необходимость укрепления «сознательной» (то есть не слепой, не палочной) дисциплины, «не предусматривающей подавления личности» в анархо-синдикалистских отрядах, сочетания милиционных и регулярных принципов военного строительства. Гарсиа Оливер в беседе с советским консулом выступал за дисциплину в бою, но «против восстановления постоянного офицерства, этой основы милитаризма»[337]. И другие анархисты «сами заговаривают о необходимости дисциплины и единого командования»[338]. Как докладывал советский консул, «пресса, включая и анархистскую, начиная с декабря ведет систематическую кампанию за поддержку мероприятий правительства по созданию народной армии»[339]. Милиционная система вовсе не исключала дисциплины. Антонов-Овсеенко рассказывал, что когда колонна ПОУМ бежала под Тардиенте, командование требовало суда над командиром и комиссаром. Последовал отказ. А вот анархисты за то же своего командира расстреляли, о чем Антонов-Овсеенко писал с уважением[340].

При этом, как сообщали советские военные советники, партийные противоречия в милиции «на массы почти не переносятся, и в анархистских частях хорошо уживаются коммунисты и наоборот»[341].

6 августа НКТ санкционировала мобилизацию призывников в милицию. В сентябре 1936 г., принимая решение о вхождении в Женералитат, региональный пленум НКТ принял резолюцию с призывом к укреплению дисциплины, в том числе и в милиции[342]. Однако это вызывало недовольство рядовых бойцов, особенно первоначально. Как вспоминал один из командиров милиции С. Карод: «Сейчас, когда революция произошла, они не могли понять, когда я говорил о необходимости милитаризации, уважения республиканских институтов и политических партий, организации городских советов, новых органов власти. Они просто покидали колонну. Но в их родных деревнях на них оказывалось огромное давление, заставлявшее их возвращаться. Многие возвращались»[343]. Крестьянское самоуправление, как и во время Махновского движения на Украине в 1917–1921 гг., становилось не только экономическим, но и моральным тылом синдикалистских отрядов, который не давал им распадаться, несмотря на недовольство анархистской молодежи «оппортунизмом» лидеров.

При поддержке анархо-синдикалистов 24 октября 1936 г. вышел декрет Женералитата о «милитаризации» милиции, в котором говорилось: «Из уроков народной войны против фашистского движения вытекает безусловная необходимость объединить милитаризованные разнородные колонны народа, который вышел, чтобы бороться против преступного движения профессионалов-военных». Предполагалось четко определить обязанности и права бойцов. Колонны милиции должны были реорганизоваться в батальоны, роты и взводы. Вооружение должно было распределяться равномерно — независимо от партийной принадлежности. Командиры батальонов утверждались командованием (хотя низший комсостав, как и прежде, избирался бойцами). Не желающие подчиняться новым правилам и в то же время не относящиеся к мобилизуемым возрастам могут демобилизоваться, а остальной личный состав считается мобилизованным[344].

Бойцы Арагонского фронта получали 4 песеты в день и хлебный паек — 630 грамм (семейные — 6 песет)[345]. В Центральной Испании бойцы республиканской армии получали 10 песет, но снабжались хуже. Как сообщали советские советники в декабре 1936 г., «материальное положение значительно улучшилось, не может быть сравнимо с положением на Мадридском фронте»[346]. Хорошее снабжение бойцов Арагонского фронта обеспечивалось структурой коллективистской экономики, о которой речь пойдет ниже. Те части, которые связаны с НКТ, «хорошо обмундированы и имеют склады, забитые обмундированием. Другие же части с трудом добывают самое необходимое»[347].

В декабре 1936 г. милиционные колонны анархо-синдикалистов были сведены в три дивизии во главе с майорами Сансом, Ховером и Ортисом. ОСПК укомплектовала дивизию им. К. Маркса, а ПОУМ — им. В. Ленина. Под Уэской действовала также колонна итальянских интернационалистов, организованная анархистом К. Бернери (около 500 бойцов). Однако колонны милиции фактически сохранялись как боевые единицы. По советским оценкам, 67 % численности фронта составляли анархисты[348]. Командиры-анархисты находились под контролем своей политической организации. Советские специалисты сообщали, что командиры-анархисты «крепко придерживаются партдисциплины и, прежде чем приступить к выполнению приказа, они испрашивают разрешение своей партии»[349]. Естественно, что вскоре и пост военного министра Женералитата перешел к представителю НКТ Ф. Исглиесу.