Посею нежность – взойдет любовь - Берта Ландау

И Рыся растрогалась до слез. А потом почему-то – совершенно непонятно, по какой причине – испуг кольнул ее сердце. Она запомнила собственную мысль, показавшуюся ей тогда предательской: «Слишком долго ты была счастлива. И «навеки» – это ты что-то слишком многого захотела».

От своих подопечных знала она столько историй, всегда случавшихся внезапно. Вот просто «среди долины ровныя»… Когда ну ничто не предвещало, а даже наоборот.

Вдруг приходит муж и говорит: «Мы должны расстаться…» Например…

Или вдруг не возвращается домой без всяких объяснений. Никаких несчастных случаев – жив, здоров, но…

Вариантов «вдруг» существовало великое множество. И это не говоря уже о тех неожиданностях, которые случались с самими женщинами. И их уносил вихрь любви…

Рыся прекрасно знала обо всех кризисных периодах брака, объясняла, растолковывала пациенткам смысл некоторых поведенческих моментов их партнеров. Она верила в то, что говорила. И при этом (в самой глубокой глубине души) удивлялась, что взрослые и очень неглупые люди не могут договориться, выбрать правильную линию поведения и следовать ей.

Вот у них же с Петром все получалось.

Она немного побаивалась «кризиса десяти лет». А вдруг и она – возьмет и наскучит своему любимому?

Рыся тогда придумала уйму всяческих мелких сюрпризов: поменяла прическу, отказалась от прежде довольно строгого и делового стиля одежды.

Они даже отправились в долгое путешествие по Южной Америке, побывали в Перу, на Амазонке, исполняя давнюю детскую мечту. Петр делал зарисовки, впечатления его переполняли. Любовь и не думала проходить, затухать, приедаться… А вот почему-то временами выскакивала, как кукушка из маятника, дурацкая мысль. И ни о какой там измене не думалось – это все полная чепуха. Но формулировался именно вопрос: «Неужели ты думаешь, что вся оставшаяся жизнь так по-хорошему и пройдет?»

На это Рыся самой себе отвечала так: «А что? Двадцати с лишним лет каторжного труда – это мало? Этих испытаний недостаточно? И почему это у меня нет права на счастье? Разве я его честно не заработала?»

Ответив таким образом собственной пустячной тревоге, она, как правило, успокаивалась. Правда, на всякий случай прокручивала в голове все пункты, составляющие ее счастье, будто по морю плыла на кораблике, от островка к островку:

Мама. У мамы и Деньки все хорошо. Паолочка растет чудесным умным благовоспитанным ребенком, уже превращается в девушку. Учится прекрасно. Никакие мрачные прогнозы «доброжелателей» не оправдались. Берегут друг друга. Живут в мире и радости. Здоровье у всех троих – тьфу-тьфу-тьфу…

Пик в Нью-Йорке, занимается театральной режиссурой…

Юрочка… Пусть всегда так и будет, как сейчас. Лучший ее друг, любимый сыночек…

Братья Ор и Дай… Их теперь так никто и не называет… Солидные люди. С карьерой все отлично. Устроены – позавидуешь. Но – оба пока не собираются жениться. Хотя пора бы уже. Впрочем, это не повод для беспокойства и тоски. Это образуется, когда сами сочтут нужным.

Птича… Известный дизайнер. Популярная личность. Муж – просто блеск. Задурила слегка: детей не хочет… А уж пора… Уж более чем пора… Но это, опять же, все в пределах нормы, тосковать не о чем…

Петр – дорогой любимый муж. Увлечен работой. Здоровье не подводит. Взаимопонимание между ними редкостное. Любовь их становится другой… Это уже не любовь, а прорастание… Каждой клеткой…

Ну, что еще?

Откуда можно ждать беды?

На каком островке притаилась печаль?

Вот… Она скучала в последнее время об отце. Не то чтобы даже скучала, но думала, вспоминала. Спрашивала себя о том, была ли она права, когда велела (именно велела, иначе и не скажешь) маме решаться на развод. Спрашивать-то она себя спрашивала, но ответа – прямого и четкого – дать не могла. Память человека устроена счастливо: плохое забывается. Взрослой Рысе помнился все больше добрый веселый папа, рассказывавший им сказки или певший смешные песенки собственного сочинения…

Переживания детства, связанные с отцовским пьянством, были настолько темными, тяжкими, глубокими, что и забились на самую глубину, откуда вытаскивать их нужды не было. Иногда только приходили ночами кошмарные сны, в которых фигурировало дуло пистолета, направленное ей в сердце. Она просыпалась от этого с криком, слезами. Муж утешал, баюкал ее, как маленькую. Хорошо, что поднималось это воспоминание из недр памяти нечасто…

Отец жил с той самой, некогда «параллельной», женой, которая теперь всячески возражала против его встреч с детьми от первого брака, взращивая в нем обиду на первую семью: все, мол, устроились, разбогатели, а отца, можно сказать, выкинули. Версия звучала по-своему красиво. Во всяком случае, она не оставляла места для чувства вины перед пятью детьми, жившими некогда от выпивки к выпивке отца.

Как бы там ни было, Рыся иногда встречалась с папой и передавала ему каждый раз определенную сумму денег, не будучи при этом никогда уверенной, что поступает правильно. Хорошо, если деньги эти пойдут на семью, а не на выпивку и загул с друзьями.

И что тревожиться?

Все живы-здоровы…

А все-таки вопросец: «Неужели так хорошо будет еще много-много лет?» порой выскакивал, как черт из табакерки, заставляя сердце сжиматься от беспричинного страха.

Ах, скольким бедным женщинам она объясняла, как разрушителен страх, как мы вредим сами себе, пугая тем, что существует только в нашем воображении.

Они на занятиях рисовали сегменты страха. И каждый сегмент обсуждали подробно и тщательно. В результате получалось, что из всех страшилок, может быть, только 1 % имеет право на существование. И то – с большой натяжкой! И то – далеко не всегда!

Лето началось как обычно. Юрочка улетел к Ляле и Денису в Швейцарию. Ляля, кстати, совсем не возражала против того, чтобы единственный внук называл ее бабушкой. Она даже сетовала слегка: сама-то нарожала шестерых детей, которые почему-то не торопятся обзаводиться потомством и делать ее полноценной многодетной бабушкой.

Может быть, именно потому, что никто не произносил слово «бабушка», Юрочка предпочитал обращаться к красивой моложавой маминой маме по имени.

Рыся собиралась закончить занятия с последней группой своих успешно худеющих радостных дам, провести традиционный выпускной вечер, а потом вместе с мужем отправиться к родным дышать запахами альпийских лугов.

Рыся редко разлучалась с Петром. Но иногда приходилось. У него образовался свой круг почитателей и заказчиков за рубежом. Если кто-то, живущий за границей, хотел, чтобы художник создал для него картину, Петр предпочитал приехать и написать ее на месте. Так устранялись проблемы перевозки художественных ценностей. Если у Рыси было свободное время, она в этих случаях летела вместе с мужем. Если нет – ждала дома и скучала.

Сейчас был как раз такой случай – пришлось скучать. Правда, скучала она только перед сном, вечерами, потому что остальное время целиком поглощалось делами, требующими внимания. Муж должен был вернуться из Австрии через три дня. К этому времени она завершит работу и подготовит все к их долгим каникулам.