О прекрасных дамах и благородных рыцарях - Милла Коскинен

Что касается вариаций в рамках жизненных стадий женщин, то Винсент из Бове упоминает вскользь, что молодость женщины заканчивается после 50 лет, когда она теряет способность к деторождению. Кстати сказать, это приблизительно на 5 лет больше, чем средний идентичный период в наши дни. Остальные ученые, очевидно, предполагали, что и женщины, и мужчины проходят стадии жизни одинаково. Томас Аквинский даже утверждал, что нет такой стадии в жизни женщины, когда она достигает той стадии совершенства, за которым наступает только увядание. Можно сказать, разумеется, что поэты куртуазной любви, утверждающие, что мужчина способен на любовь до 60, и женщина – до 50 лет, принимали во внимание возрастные гормональные изменения, которые именно в этом возрасте определяют эмоциональность человека, но скорее всего, поэты просто делали вывод на основании того, что видели. То есть биологические часы человеческой жизни в Средние века тикали абсолютно в том же темпе, в каком они тикают сейчас. Нет, поэты отмечали, что к сексуальным отношениям люди способны и далеко за данными границами, но вот та горячность чувств, которая свойственна молодости и зрелости, та сосредоточенность на объекте собственных чувств – они уходят, оставляя место холодноватой рациональности и спокойной привязанности.

Что касается старости и смерти, то, как писал Альбертус Магнус (1193–1280), старый человек начинает холодеть, высыхать и, говоря современным языком, терять иммунную защиту. Признаком ясно надвигающейся смерти он считал начало болезней памяти, и это более или менее подтверждается современной нам медициной, хотя нынешние лекарства довольно долго поддерживают физическое существование и абсолютно сенильного человека. Другой вопрос, можно ли такое существование назвать жизнью. Магнус писал, что человек, умирающий от старости, даже не чувствует перехода из мира этого в мир иной. Филипп де Новара был даже убежден, что дожившие до 80 лет сами будут молить Бога о смерти (сам он прожил 70 лет). Что касается указов и декретов королей, то здесь имеется масса примеров, что старыми считались люди от 60 до 70 лет и старше. Список доказательств, в общем-то, просто огромен. Здесь и указ Филиппа Пятого Французского от 1319 года, разрешающий лицам старше 60 лет платить налог местному сенешалю, а не ехать ко двору короля, и указ Филиппа Шестого Французского от 1341 года о пенсиях, сохраняемых для старых служак старше 60-ти, и распоряжение Педро Жестокого от 1351 года об обязательных работах для всех, от 12 до 60, и распоряжение Эдуарда Второго Английского о военной подготовке всех мужчин от 15 до 60, и пенсия солдатам старше 60 лет Генриха Седьмого Английского, и много чего еще. Во многих регионах Европы (например, Кастилия и Леон) пенсионный возраст для служащих наступал и вовсе в 70 лет. Другим островком удивительного статистического долголетия в средневековой Европе была Венеция.

В принципе, нет никаких оснований предполагать, что в Средние века человек жил меньше и сохранялся хуже, чем в наше время. Один интересный момент все-таки был: в Средние века существовал обычай округлять возраст до ближайшего десятилетия, 63-летний говорил, что ему 60, а 55 летний мог считать себя либо 50, либо 60 лет от роду.

Как писал Петрарка Боккаччио «молодые люди уменьшают свой возраст, а старые увеличивают».

Так откуда пошла легенда о средневековой глубокой старости в 40 лет? Дело в статистике тех времен, которая учитывает и эпидемии, и войны, и детскую смертность. Такая статистика невероятно редка и не слишком систематична, но в одной из коммун Флоренции она сохранилась, и ее нашла историк Суламифь Шахар. Так вот, если учесть даты регистраций рождений и смертей по той отдельно взятой коммуне, то картина получается действительно безутешная: 1300 год – средняя продолжительность жизни около 40 лет, 1375 (чумные годы) – около 18 лет, 1400 – около 20 лет, и 1427 – около 28 лет. Но: здесь учтены и детская смертность, и смертность от эпидемий, и смерти в результате военных действий разных масштабов во всех социальных слоях населения коммуны.

Англия не была абсолютно изолированным островом, так что эпидемии не миновали и ее, но особенностью средневековой Англии всегда был достаточно высокий, по сравнению с материковым, уровень достатка низших классов. Даже пресловутое восстание Уота Тайлера отнюдь не было проявлением безнадежного положения бедноты, но неплохо организованной попыткой воспользоваться малолетством короля и провести административную реформу. «И тогда названный Уот прочел вслух пункты, которые они требовали, и потребовал, чтобы не было никакого другого закона, кроме Уинчестерского закона, и что впредь ни в каком судебном процессе не будет объявления вне закона, и что ни один сеньор не будет иметь сеньории, и все они будут справедливо разделены между всеми, и только один сеньор король будет их иметь, и что имущество святой церкви не должно находиться в руках монахов, приходских священников и викариев, ни других из святой церкви, но те, кто владеет ими, будут получать достаточное для жизни содержание, а все остальные имущества должны быть разделены между прихожанами; епископов не будет в Англии, кроме одного, и прелатов, кроме одного; и все земли и держания, находящиеся у этих владетелей, будут взяты у них и разделены между общинами с оставлением им умеренного содержания, и что в Англии не будет ни одного крепостного, ни крепостничества, ни холопства, но все должны быть свободны и одного состояния», – перечисляет хроника аббатства св. Марии в Йорке требования восставших. Заметьте, никто не кричал «хлеба, хлеба!».

В результате и продолжительность жизни в средневековой Англии была несколько другой, даже если принять во внимание чумные эпидемии. Во всяком случае, между 1350 и 1500 годами 30 % состава палаты лордов находились в возрасте 60 лет, и 10 % были старше 70 лет. Это в эпоху-то от чумной эпидемии до Войн Роз, которые палату лордов проредили более чем порядочно. Более того, многие аристократы, достигшие 60 лет, пользовались возможностью прекращения активной службы на благо королевства, которую им даровал закон о «пенсиях» того времени, и просили освобождения от заседаний. И даже иногда это освобождение получали. Слово «пенсии» взято в кавычки потому, что сэры и пэры, в отличие от своих собственных служащих, работали на королевство бесплатно. Солдатам, которых они были обязаны поставить по призыву короны, платили, а вот им – нет. Подразумевалось, что те доходы от графств, которые были даны в управление с правом наследования титула определенным семьям, должны покрывать их расходы. Вместо пенсии корона могла пожаловать пользование какой-то синекурой или доходы от каких-то поместий пожизненно, но это и все. От лордов тоже ожидалось, что они обеспечат будущее своих служащих и работников либо ежегодными выплатами, либо единовременной суммой. Такая вот средневековая пенсионная программа по имени «ответственность за тех, кто на тебя работал».

Для историка эта граница в 60 лет означает, что общество, ее установившее, признавало, что за ней начинается снижение способностей и упадок сил. То есть, пожалуй, именно этот возраст, 60, можно определить в качестве возраста, с которого средневековый человек начинал считать себя старым. Расцвет же сил признавался у людей от 30 до 60 лет, потому что возраст в 30 лет был нижней границей у многих административных и управленческих должностей. Впрочем, монах и, впоследствии, аббат Джоселин из Бреклонда возражал против двух кандидатур в приоры Бери-Сент-Эдмундс на основании того, что кандидатам всего по 40 лет, и они слишком молоды. Но относительно тех, кто занимался тяжелым физическим трудом, средневековой статистики просто нет. Есть, например, Закон о рабочей силе от 1351 года, обозначающий «пенсионным» возрастом 60 лет, после чего работник больше не был ничего никому обязан. Не верьте в «здоровый труд на свежем воздухе»! В современной Европе, снимающей с пенсионеров высокий налог, попытка поднять возраст выхода на пенсию до 67 лет вызвала бурю протестов потому, что средняя продолжительность жизни у разнорабочих и вообще людей физического труда – всего 68 лет. В 2014 году. Так что вполне вероятно, что и в Средние века люди не слишком заживались после достижения заветного рубежа. Это было бы в интересах экономики короны.