Коварный обольститель - Джорджетт Хейер

– Ничуть не бывало! С какой стати я должен смеяться над вами?

– Не знаю, но это представляется мне вполне вероятным. Раньше мне никогда не говорили комплиментов – или, во всяком случае, я никогда их не слышала. – Ненадолго задумавшись, девушка добавила: – Разумеется, это может лишь означать, что я была странной – в готическом[44] смысле!

– Да, либо возмутительной и невыносимой!

– Нет, – решила она. – Этого быть не могло, потому что я не была ни возмутительной, ни невыносимой, когда приехала в Лондон. Я вела себя с соблюдением всех приличий – вот только выглядела при том уныло и скучно.

– Насчет приличий спорить не стану, а вот серости и уныния я что-то не заметил!

– Вы сами так думали тогда! – язвительно ответила Феба. – Говоря по правде, я и впрямь была серой и скучной мышкой. Просто за мной наблюдала мама, чтоб вы знали.

Он вспомнил, какой неразговорчивой и даже глупой она показалась ему в Остерби, и сказал:

– Да, вам положительно следует сбежать от нее. Но только не в почтовом дилижансе, да еще безо всякого сопровождения! Договорились?

– Благодарю вас, – смиренно согласилась Феба. – Я должна признать, что путешествовать в карете будет намного удобнее. Когда я смогу двинуться в путь, как вы полагаете?

– Затрудняюсь ответить. До сих пор мы не видели ни одного экипажа из Лондона, а это, скорее всего, означает, что за Спинхемлендом дорога все еще заметена глубокими снежными заносами. Давайте подождем, пока мимо не проедет почтовый дилижанс из Бристоля!

– Меня не покидает гнетущее предчувствие, что вместо него мы увидим дорожную карету мамы – и она не проедет мимо, – убитым голосом провозгласила Феба.

– Даю вам слово – вас не увезут обратно в Остерби, тем более против вашей воли!

– Сколь опрометчивое обещание! – заметила девушка.

– Да, не правда ли? Уверяю вас, я вполне отдаю себе в этом отчет, но, дав вам слово, связал себя по рукам и ногам, и теперь мне остается только молить небеса, чтобы я не оказался вовлеченным в какое-либо серьезное преступление. Вы ведь полагаете, будто я разыгрываю вас, не так ли? Что ж, сейчас вы убедитесь, что я говорю серьезно, и свою добрую волю я докажу вам, заручившись содействием Алисы.

– Но чем она может помочь? – спросила Феба.

– Тем, что отправится вместе с вами в качестве горничной, чем же еще? Ну же, мадам! Неужели после столь строгого уклада, в котором росли вы, мне еще нужно объяснять вам, что молодая девушка вашего происхождения не может путешествовать без горничной?

– Ох, что за претенциозность! – воскликнула она. – Можно подумать, меня заботят подобные вещи!

– Очень может быть, что и нет, но вот леди Ингам непременно обратит на них внимание, обещаю вам. Более того, если дорога окажется в худшем состоянии, чем мы ожидаем, не исключено, вам придется провести ночь на каком-либо постоялом дворе.

Против этого возразить было нечего, между тем Феба упрямо заявила:

– Знайте, если Алиса откажется ехать со мной, это не заставит меня передумать!

– О, здесь вы сильно ошибаетесь! Алиса поступит именно так, как скажу ей я, – с улыбкой ответил герцог.

Беззаботная уверенность, с которой он произнес эти слова, тут же заставила Фебу горячо возжелать, чтобы Алиса решительно отказала ему, но, увы, надеждам девушки не суждено было сбыться. Узнав о том, что ей предстоит сопровождать мисс в столицу, Алиса впала в блаженный экстаз, глядя на Сильвестра с немым обожанием, и лишь благоговейно прошептала: «Лондон!» А когда ей сообщили, что она получит целых пять фунтов на расходы да еще и обратный билет на почтовый дилижанс, она на несколько долгих минут вообще лишилась дара речи, боясь, как позже признавалась своей потрясенной матушке, будто сердце выскочит из ее груди.

Наконец наступила оттепель, а вместе с ней явился и заблудший конюх, принесший с собой столь ужасные рассказы о состоянии дороги, что волосы вставали дыбом. Но миссис Скелинг грозно заявила ему: он еще пожалеет о том, что не поспешил вернуться в «Синий вепрь» вовремя; узнав же о том, какими дорогими гостями она обзавелась за время его отсутствия, он действительно преисполнился сожалений. Но, обнаружив, что в конюшнях отныне заправляет деспот, отнюдь не горящий желанием поступаться властью, а напротив, намеревающийся заставить его работать пуще прежнего, конюх быстро расстался со своими надеждами. Да, быть может, он лишился внушительных чаевых, но при этом избежал и нескольких дней тяжелого труда, обращения с собой, как с «моим мальчиком», безжалостного тыкания носом в собственные огрехи и бесконечного переделывания тех обязанностей, коими он, по мнению Кигли, безбожно манкировал[45]. Не излечилось оскорбленное самолюбие конюха и вследствие безжалостного третирования, коему его подверг Свейл. Последний был принужден вкушать пищу в кухне, среди представителей низшего сословия, но никакая сила на свете не смогла заставить его заметить существование такого никчемного ничтожества, как самый обычный конюх. Его отношение было настолько холодным и отчужденным, а взгляд исполнен столь невыразимого презрения, что поначалу тот даже принял его за хозяина. Впоследствии он, однако, убедился, что герцог куда проще и мягче в общении.

Но первые экипажи проследовали мимо гостиницы с запада, что внушило Фебе нешуточную тревогу и опасения; однако уже через день их миновала и бристольская почта, причем в столь неурочный час, что миссис Скелинг заявила: дорога на восток по-прежнему пребывает в отвратительном состоянии.

– Скорее всего, им понадобилось чуть ли не два дня, чтобы добраться сюда, – сказала она. – В пивной говорят, что в последний раз нечто подобное случилось четыре года назад, когда в Лондоне замерзла река, так что на льду жгли костры и даже устроили ярмарку, народные гулянья и все такое прочее. Не удивлюсь, мисс, если вы застрянете здесь еще на неделю, – с надеждой добавила хозяйка.

– Ерунда! – возразил Сильвестр, когда ему передали слова миссис Скелинг. – Пусть вас не повергает в отчаяние то, что говорят в пивной. Завтра я сам съезжу в Спинхемленд и узнаю мнение кучеров почтовых дилижансов.

– Если только ночью снова не ударит мороз, – озабоченно нахмурившись, заметила Феба. – Сегодня утром начался ужасный гололед, поэтому вам и так будет нелегко удержать на дороге своих серых в яблоках лошадок! Совесть моя протестует против того, чтобы вы отправлялись в путь по такой погоде!

– Никогда в жизни, – провозгласил Сильвестр, тронутый ее словами, – я не думал, что услышу, как вы проявляете такую заботу обо мне, мадам!

– Просто я вполне отдаю себе отчет по поводу того, в каком незавидном положении мы окажемся, если еще и с вами что-нибудь случится, – откровенно призналась она.