Бастион. Ответный удар - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
– Показывай свою баньку, – распорядился Туманов.
К этому часу Анюта уже ублажила хрюшек, наделала котлет и замесила расстегай (он, поражаясь своей компетенции, помог ей катать тесто).
– Тебе у меня нравится? – прошептала она, укладывая голову ему на грудь.
– По плодам их судить будем, – деловито блеснул он библейской грамотой, которую где-то спер. – Давай, Анюта, переодень меня в фуфайку. Веди меня до баньки…
Полдня он провозился со строительством. Обстругал доски под полок в парной, набил их под торец, соорудил нечто вроде лесенки – для удобства пользования. Подконопатил стены изнутри, с трудом представляя, как это делается, а в завершение работ ударными темпами наколотил дров и построил из них египетскую пирамиду. Поощрение за труды последовало поистине незабываемое. Женское тело, блестящее жаром – «на полоке, у самого краешка», окутанное красным паром и исходящее нетерпежом, неизмеримо дороже денег и сносного пропитания. Заодно и помылись… В параллельном мире за окном давно стемнело. В домах зажглись тусклые лампочки. За околицей хутора, разрезая сумрак, проступали очертания нехоженого леса, тянущегося на сотни километров. Несколько раз они выходили на улицу, отрясали жар и опять пропадали в недрах русской баньки. Ближе к ночи при загадочных обстоятельствах очутились в доме.
– Ну и все. На толчок и баиньки, – заключил Туманов. – Хватит на сегодня клубнички… Ферштейн?
Разморенные, обнищавшие духом, они упали на кровать.
– Огородик бы к зиме подготовить, а, Пашенька?.. – из последних сил вымолвила Анюта.
– Подготовим, – расщедрился Туманов.
– Крышу бы починить, Пашенька… Прохудилась она совсем. Стропила гнилые, обвалятся на нас когда-нибудь… А ведь заметет скоро, как зимовать будем?
– Починим, – он сегодня был щедр, как филантроп – особенно в преддверии ночи. – И крыльцо отремонтируем. И чушкам твоим достойные ясли присобачим.
Что-то в нем перевернулось. Начиная с текущего дня, Туманова во всех отношениях устроила бы жизнь в местной «барокамере», ограниченная лесной опушкой, где нет ни беспредела властей, ни социальных взрывов. Где повседневность похожа на вялотекущую жизнь крохотного имения, а он согласен на все, даже на роль левретки при управляющей.
– Слушай, – вспомнил он. – А что за золотушный у твоего забора топтался? Туда-сюда, туда-сюда… Злой, как барракуда. На меня зыркал, словно я враг его отечества. Это твой хахаль, что ль, из бывших?
– Угу, – промычала она, зарываясь ему под мышку. – Но не из бывших, боже меня храни… Так, Митька Ширяев, сынуля бабки Кутаисихи. Второй год крутится, прилипала… То дровишек подкинет, то цветочков луговых нарвет. То с налета какую безделушку притаранит – я их в сундук складываю… Не люблю я его. Ты посмотри на его харю прыщавую. Он и внутри такой же…
– А других любишь?
Она не обиделась.
– А других и не полюбишь, Пашенька. Они – то старичье, как Петрович с Буратиной, то при бабах, как Бориска Мельник или вон Генка Яранцев… Все по-честному – по одному мужику в одни руки. Митька только, получается, непристроенный, на всю банду…
– Я еще.
– Ты пристроенный… – Анюта сладко вздохнула, потянулась и заключила его в объятия, как в тугие браслеты. «Неужто не помолится перед сном?» – уплывая в невесомость, лениво озадачился Туманов.
Назавтра он огородничал. Вскапывал слежалую землю, жухлую ботву от кабачков и «синеньких» стаскивал в компостную яму, где рубил ее безжалостно в лохмотья – чтобы качественно гнила и не торчала в разные стороны. В перерывах на завалинке у сарая, среди ранеток-паданцев, смолил омский «Беломор». Анюта сидела рядышком, в платочке, вся из себя скромница, а под ногами восьмерками вился облезлый котяра по кличке Чекист (производное от ЧК: черный кот). В один из таких перекуров и заявился «пастырь» Петрович с незнакомым бородатым громилой в камуфляже. Не родной камуфляжик-то, взглядом специалиста оценил Туманов. Пусть и заношенный. Не зеленый, а редкого цвета перванш с землистым оттенком. Партию тонны в четыре такого прикида, изначально предназначенного для вояк НАТО, повязали еще в девяносто девятом, в Москве, не дав доехать до Северного Кавказа, а потом пустили на распродажу – по комиссионкам да по ярмаркам. В дело прикид не пошел – в родной армии такие цвета, хоть тресни, не звучали, навевая какую-то неприличную партикулярную вольность.
– А мы в ваш огород, – приветствовал Петрович, дружески помахивая автоматом. Громила при нем был какой-то нелюдимый – молча попыхивал трубкой, приглаживал оттопыренные уши.
– Прошу, – Туманов задницей отодвинул Анюту с завалинки.
– Да ладно. Вы тут пригрелись, сидите уж, – Петрович прислонил автомат к Анютиным ногам. – Мы пробегом. Знакомься, парень, – Шумаков Никита, зам по боевой.
– Здорово, – громила протянул лапу. Здоровячок. Таких на медведей в рукопашную бросать.
– Здорово, – согласился Туманов. Протянул свою.
– Чегой-то ты, Акимыч, неразговорчив ноне, – Анюта изящно сплюнула в кулачок лузгу от семечек.
– Чилибухи объелся, – хохотнул Петрович. – Вот и дум великих полон.
– Что умеешь? – пророкотал громила, глядя на Туманова с прищуром профессионала.
– А что предложишь?
Петрович оскалился:
– А каждый охотник желает знать, паря…
– Все умею, – нехотя признался Туманов.
– А у тебя, я погляжу, душа не лежит к войне, – просек Петрович. – Как я тебя вычислил, родной?
– Смотря за что воевать.
– Это ты правильно вывел, паря. За просто так кому охота?
Туманов промолчал. Он знал, что герметичность «барокамеры» когда-нибудь нарушат. Да и человек, согласно Аристотелю, животное общественное, как бы ни корчил он из себя Робинзона. А оттого заранее предопределил свое поведение – нейтральное. Не отнекиваться, но и не срываться на каждый свисток.
– Я Бежана жду.
– Жди, – кивнул Петрович. – Только прождать ты его можешь до весны, а нам дело надо делать. Куролепов нарисуется на днях – с хлопцами в Агдаш уехал, на разведку. Посмотрим, чего скажет. А в октябре пойдем на Ушаково – это двести двадцать кэмэ вдоль Морянки. До первого снега надо затариться. Ты как поучаствовать? Места новые, неосвоенные, а мы в новых местах тычемся, как котята незрячие. Включайся!
– Бежан сказывал, ты стратег? – ухнул громила.
Туманов вздохнул.
– Нужна карта. План объекта, наличие «фрицев», прогноз погоды. И не переть всем кагалом на тачанках… И без трупов, мужики. Иначе без меня, извиняйте. Воняют они – трупы.
– А труп врага неплохо воняет, – пробормотала Анюта, отрешенно пощипывая щурящегося Чекиста.
Петрович заржал, как конь.
– Во, бой-баба. Умри, Аннушка, лучше не скажешь. Дочирикались, парень. В октябре поговорим. Чуется мне, не доедет до нас твой Бежан так скоро. А то и вовсе не доедет. Свернет себе шею.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!