Любовница короля - Роз Медоуз

А Эдуард, мчащийся в своей карете в сторону Кале, вздохнул с облегчением. Конечно, он восхищался Жюли и… по-прежнему любил. А еще жалел, потому что ее горе в последние недели лишило женщину аппетита и сна, подчинив всю ее жизнь страху возможного расставания.

«А как бы она отреагировала, узнай, что мы никогда больше не увидимся? Что скоро я женюсь на принцессе Виктории? И что я расстался с Жюли с помощью хитрой уловки?..»

Нет, он никогда бы не осмелился сказать ей такое.

Конечно, он проследит за тем, чтобы Жюли получила достойное содержание, достаточное, чтобы иметь слуг и экипаж. Он напишет их общим друзьям — герцогу Орлеанскому, де Винси, генералу Уэтероллу — и попросит их навещать бедняжку при первой же возможности в Париже… поддержать их дружбу. Конечно, ей понадобится время, чтобы оправиться от удара и обрести прежнюю веселость. Но если рядом будут добрые друзья… и семья…

«Я напишу ей сегодня же вечером. Расскажу правду, раскаюсь за обман и попрошу прощения… а главное, скажу, что буду любить ее всегда…»

Ее любимый Эдуард стал мужем германской принцессы. Парижские газеты отпускали шутку за шуткой в адрес британской короны — дескать, трое престарелых английских принцев взяли себе по молоденькой невесте в надежде произвести на свет престолонаследника. Но Жюли была до такой степени подавлена, что вульгарные пасквили не производили на нее никакого впечатления. Она, конечно, знала о неотвратимости этой женитьбы и считала, что готова ко всему. Более того, была уверена, что сумеет взять себя в руки и стойко перенести этот удар судьбы. И все же, узнав о свадьбе, она была полностью раздавлена и уничтожена.

Эдуард, хотя рядом с ним и находилась светящаяся счастьем невеста, не мог избавиться от тяжкого чувства вины и вновь написал де Винси.

Долгое время Жюли отказывалась видеться с кем-либо. Но когда объявился маркиз де Пермангль, озорной огонек мелькнул в ее глазах. Значит, он жив! Ему все-таки удалось вырваться из рук «мадам Гильотины»!

Жюли приказала служанке поскорее нести новое платье и новый модный парик. Она критически разглядывала себя, стоя перед зеркалом. Не потому, что хотела вновь очаровать бывшего любовника, а скорее просто гадала, узнает ли он ее в почти шестидесятилетней, располневшей даме с выражением неизбывной печали на лице.

А еще через некоторое время она присела в реверансе перед дородным, осанистым господином, чье лицо также говорило о множестве перенесенных страданий.

— Сэр, я искренне благодарна вам за визит…

— Это герцог Орлеанский дал мне…

— Но… где вы были все эти годы? Я слышала, вас арестовали…

— Да, я полтора года находился в тюрьме «Ле Карм» в ожидании казни…

— Как же вам удалось бежать?

Он пожал плечами:

— Просто повезло. Один мой хороший друг… хотя и революционер… увидел мое имя в списке подлежащих казни и вывел меня через потайную дверь.

— Благодарение Святой Деве-заступнице! Но зачем же вы покинули безопасную Малагу?

— А зачем человек вообще возвращается на родину?.. Но вы, милая леди… как живете вы? Я немало наслышан о ваших великих печалях.

— И надеюсь, о долгих годах моего счастья тоже? — спокойно заметила Жюли.

— О, конечно, мадам… Ведь благодаря им вы теперь находитесь в столь горестном положении…

— Расскажите мне о себе, — поспешила перебить его Жюли.

— Ну, во-первых, я теперь женат, имею сына…

— Вот как? В таком случае искренне счастлива за вас… и за вашу жену…

— С вашего позволения, мадам, мне бы хотелось познакомить ее с вами.

— Что ж, я была бы рада.

Визит Филип-Клода положил конец затворничеству Жюли. Она начала принимать посетителей, выезжать в свет и даже устраивать приемы.

Вскоре новая печаль постигла Жюли — скончалась ее сестра. Некоторое время Жюли пребывала в нерешительности, не зная, как жить дальше. Ее все чаще посещала мысль вернуться в Канаду к своим старым друзьям де Салабери. Она все еще пребывала в нерешительности, когда пришло известие о том, что у Эдуарда родилась дочь. Вместе с этой новостью к Жюли вернулись сердечная боль и горечь. Она корила себя за эти чувства, поскольку в глубине души желала Эдуарду только счастья. Ему досталась нелегкая судьба, и на своем веку он перенес немало страданий. Может, хотя бы теперь облака над ним развеются.

Шарль-Бенжамен, живущий теперь в Париже, принес ей скорбную весть — Эдуард, герцог Кентский, скончался. Стены комнаты завертелись вокруг нее словно вихрь. Жюли попыталась встать со стула, потом чьи-то сильные руки подняли ее и перенесли на постель. Очнувшись, Жюли изумленно посмотрела на Шарль-Бенжамена, потом все припомнила и разразилась горькими рыданиями. Теперь ей больше никогда не увидеть Эдуарда! Она не признавалась себе в этом раньше, но одной из причин, удерживающих ее от возвращения в Канаду, была мысль, что Атлантика разлучит их окончательно. До сих пор она могла тешить себя надеждой, что когда-нибудь увидится с милым герцогом, но теперь он ушел навсегда. Будь проклята эта германская фрау! Разве могла она знать, как нужно заботиться о нем?! Газеты писали, что Эдуард страдал от простуды… И что предприняла эта женщина? А Эдуард конечно же говорил: «Не волнуйся, это всего лишь простуда». Уж она-то вылечила бы его! Уж кто-кто, а она прекрасно умела справляться с простудами. Боже! Ну конечно же ясно, что убило его! Эта его беспомощная бестолковая жена позволила врачам сделать супругу кровопускание. Вот что погубило его! Ведь Эдуард ненавидел кровопускание, говорил, что оно отнимает у человека последние силы…

«Ах, mon cheri… mon вme… Как я любила тебя!.. И каким пустым будет теперь для меня этот мир!»

А через несколько недель Жюли получила письмо от Марии Фитцхерберт. Мария тоже была глубоко потрясена случившимся. Не считая единственного визита Эдуарда, она не виделась с ним и даже толком ничего о нем не слышала.

Мария подозревала, что во всем виновата герцогиня — чрезвычайно заносчивая надменная прусская принцесса, считающая ниже своего достоинства общаться с брошенной любовницей. Кроме того, поговаривали, что она верховодила в доме. Бедный Эдуард! Ведь он не привык, чтобы им командовали. Но хуже всего было то, что, несмотря на возросший на шесть тысяч фунтов годовой доход, финансовые трудности стали душить его с еще большей силой. Эдуард жил с молодой женой на континенте, пока не подошел срок рождения ребенка. И только тогда вернулся в Англию — чтобы младенец мог родиться там.